Скверные истории Пети Камнева - Николай Климонтович Страница 30

Варвара Гадина Пете несказанно нравилась. Не в том смысле, что он бросился за ней ухаживать, но, что называется, по-человечески . Это была экзотическая особа неотразимой простонародно-южной красы, с узкой талией, широкими бедрами, пышным задом, черная бровь дугой, темная коса до жопы . Петя часто пил у Варвары кофе с коньяком, слушая ее рассказы, смахивающие на народные волшебные сказки. По ее словам, родилась она на казачьем хуторе в степи, где-то под Ростовом, что ли. С детства пасла гусей. Иногда мать посылала ее к поездам, что останавливались на минуту на недалеком полустанке, торговать свернутыми из газеты кулечками вишни или смородины.

– Вот насмотревшись на пассажиров, которые ехали на море в панамах, я и решила, что убегу, – вспоминала Варя, искрясь своей невероятной улыбкой, показывая замечательные белые зубы, играя блестящими карими глазами. Степная Кармен , называл ее Петя. В семнадцать она действительно убежала из дома, оказалась отчего-то в Волгограде, устроилась на стройку по лимиту.

– В городе тогда был один-единственный иностранец, да и тот чех, с ним-то я и стала жить, – говорила Варя, похохатывая.

– Где ж ты его взяла?

– Да девчонки показали…

Но у чеха вышел срок командировки, и он отъехал в Прагу к жене и детям.

– В Волгограде мне нельзя было оставаться, – говорила Варя, играя глазами, показывая ямочку на левой румяной щеке, – на меня уж пальцами на улицах показывали.

И она отбыла в столицу, где устроилась по лимиту на мебельную фабрику. Ну, на фабрике она была только один раз, когда писала заявление в отделе кадров, а потом отдавала сменщицам, которые отрабатывали за нее, полную свою зарплату.

– А сама на что жила?

– Так я же вечерами в Метрополе сидела. Там меня Раф и нашел, отбил у одного итальянца.

– А отчего именно в Метрополе ?

– Так я же других ресторанов в Москве тогда не знала, – рассмеялась Варя.

Она часто повторяла: нет, я на ваших выселках жить не буду , и на троллейбусе не буду ездить, только на машине с шофером, и квартира у меня будет на Арбате, мне там нравится, вот увидите, или там, где этот на коне, Долгорукий, что ли … Забегая вперед, скажу, что Варвара Гадина, выйдя следующим браком за внука одного из столпов советского государства и поменяв фамилию на очень у нас в стране звучную, купила-таки своей дочери от Гадина квартиру на Арбате, а сама зажила-таки напротив Моссовета в огромных апартаментах прямо над Арагви , открыла ресторацию Три сестры , так ей посоветовали назвать ее точку питания рядом со старым МХАТом, и картинную галерею, причем особенно успешно у нее шла как раз торговля картинами, хотя, вот те крест, Петенька , хохотала она , я и в Третьяковской никогда не бывала . Вот что значит напор и свежая сила, точное знание, чего ты хочешь. Подожди , смеялся Петя, она еще возьмет и почту, и телеграф … И пускался в рассуждения о завоевательной энергии варвАр и вАрваров : тогда московская интеллигенция еще не пережевала книгу Льва Гумилева про этногенез и не употребляла через слово выражение пассионарность … Но это все было у Вари впереди. Пока же они сидели с Петей на кухне однокомнатной кооперативной квартиры Рафаэля Гадина, часто бывавшего в командировках, попивали кофе и его коньячок и сплетничали.

– Ты знаешь, Варя, – говорил Петя с недоумением, – эта моя соседка-летчица, как только муж отправляется в полет, стучит мне в квартиру и просит позволить позвонить по телефону, потому что у них аппарат сломался. Довольно странно: телефон у нее ломается всегда в отсутствие мужа. Причем приходит в халатике с голыми ляжками. И, кажется, без лифчика.

– Ну и что ж ты?

– Ну, мне и в голову не приходило, господь с тобой, Варька: замужняя соседка, дома злая свекровь-старуха. К тому же я терпеть не могу таких больших женщин. Размером с лошадь.

Варя принималась хохотать.

– Ну, я тоже размером не маленькая, но я же тебе нравлюсь? – кокетничала она. – Нет, умираю я с тебя, Петенька, такой наивный. Ведь это я ее подготовила.

– Нагадила, то есть?

– Можно и так сказать. Знаешь, она встречает меня как-то и говорит шепотом. Этот, говорит, мой сосед напротив очень странный. К нему часто приходят женщины. И знаешь, уже через пять минут, как дверь закроется, они там кричат на весь дом. Бьет он их, что ли? Дура, говорю, так это ж они кончают. Она прямо рот раскрыла: так быстро! Вот она к тебе теперь и ходит…

Кончилась эта история плачевно. Конечно, свекровь наябедничала сыну-летчику на невестку, повадившуюся к соседу, тот при встречах с Петей теперь не шутил, но смотрел волком, потом страшно жену поколотил: ее крики действительно разносились по всему дому . После этого она стала ходить в платке, посещать церковь, на Петю смотрела с ненавистью – ведь это он стал причиной ее несчастий. Наверное, самое для нее обидное было в том, что она так и осталась безгрешна…

Однажды я заехал к Пете – попрощаться, потому что он наутро отправлялся в Ялту, в писательский Дом творчества, это было сравнительно дешево тогда. В гостях у Пети никого не было, и мы сели за шахматы, которые он называл отчего-то гендерной игрой , король старше королевы, но ему-то и ставят мат . Мы играли, запивая это дело виски, который ему поднесла его подружка-американка в дорогу . Здесь к слову, чтобы потом к этому не возвращаться, скажу, что на постоянной основе у Пети тогда было еще две подружки: клоунесса из цирка, которую однажды чуть не стошнило при виде ананаса из Березки , что припас ей Петя в виде угощения. Оказалось, она гастролировала в Биробиджане, где, кроме ананасов, другой еды не было. Но поскольку клоунесса была постоянно в разъездах, то была еще и дама-доктор, врач-отоларинголог, которую для краткости Петя называл ухо-горло-нос .

Помнится, в тот вечер мы разговорились на насущную тогда тему отъезда : наверное, кентуккский бурбон настроил. А поскольку американского виски было бутылки три, а закусывали мы только орешками и бананами из той же Березки , где торговали жратвой только за валюту, то у нас было время и вдохновение обсудить вопрос обстоятельно.

Тогда казалось, едет вся Москва. Это Петю касалось, поскольку многие его знакомые или уже уехали, или сидели в отказе , как тогда говорили, или обстоятельно готовились к подаче документов на отъезд, передавая из рук в руки, как самиздат, вышедшую малым тиражом в издательстве Прогресс книжку Фонды Америки с грифом дсп , для служебного пользования. Считалось, что выучив эту книжку наизусть и оказавшись в мифической тогда, как мусульманский рай, Америке, можно отлично устроиться на деньги американских налогоплательщиков. Потом выяснилось, конечно, что это верно лишь отчасти, и самым доступным для многих, уезжавших по еврейской линии , но не только не бывших иудеями, но и вообще не имевших еврейской крови, оказался вэлфэр , то есть пособие для безработных и отверженных. А вот чтобы получить приличное кагальное вспомоществование, требовалось сделать обрезание и носить кипу. Мы и обсуждали, собственно, тот факт, что Пете недавно пришло приглашение от мифической тети из Хайфы – видно, кто-то из его знакомых, сидя в промежуточном пункте ХИАСа в Вене, занес его имя в списки этой еврейской организации. Более того, Пете прислали на его еврейскую бедность посылку: дамские сапоги сорок второго размера на рыбьем меху и нейлоновую куртку, кажется, поношенную. Петя хохотал, примеривал сапоги, наряжался в куртку и спрашивал меня, похож ли он на еврейского беженца из черты оседлости и примут ли его в кибуц? При всем том вопрос ехать – не ехать в те годы обсуждался в Москве на любой интеллигентской кухне. И Петя говорил, что иногда точно знаешь, что ехать надо, валить , как тогда говорили, но так же точно подчас чувствуешь, что не надо ни в коем случае. Ну, как бывают же дни, когда черт бы с ним, с бессмертием души , объяснял Петя.