Похождения проклятых - Александр Трапезников Страница 30

— Либо он также искал дом Ухтомских, — жестко сказал я. — Все как-то очень странно наворачивается одно на другое. Поистине, Промысел Божий. У меня лично такое ощущение, что все мы втянуты в какую-то огромную воронку, которая стремительно вращается и раскручивается. Втягивает нас и других в какую-то непостижимую глубину. Бездну. И что ждет в конце? Свет или полная темень?

— Поживем — увидим, — мрачно изрек Алексей.

В это время наружная дверь открылась и в квартиру ввалились сами хозяева, Владимир Ильич и Яков. Были они слегка навеселе, ступали обнявшись.

— Какая удивительная штука — жизнь! — с порога доложил нам папа. — Веселились мы в разных краях, а встретились только что, под домом. Сыночек мой ненаглядный пил с главными еврейскими банкирами, а я — с последними русскими бомжами на помойке. И через нас они протягивают друг другу руку дружбы. Это вам диалектика.

Яков засмеялся, галантно раскланиваясь перед Машей.

— Это нам наглядная иллюстрация к сегодняшнему диалогу о богоносности и богоизбранности, — сказал я, обращаясь к Алексею. — Два народа — одна семья.

На стол уже выставлялась всякая вкусная снедь и горячительные напитки, не хуже, чем у моего друга Евгения.

— Попируем? — весело предложил Яков. Он немного подкашливал. — А что это у вас с головой? Никак задел кто? Сейчас вы очень на Щорса похожи: он шел к Херсону, а вышел к Одессе. Надо было пить меньше. Вот в этом и вся беда русских — идут в одно место, а выходят в другом.

— Может быть, в этом-то как раз и спасение, — заметил Алексей.

Мне кашель Якова не понравился. Где-то я уже такой слышал. Не он ли меня и задел по голове там, в темноте, а теперь кривляется? Будто угадав мои мысли, Яков хитро подмигнул мне:

— Простыл в ваших климатах, — сказал он. — Наверное, птичий грипп прицепился. Говорят, он уже Москву со всех сторон окружает, только об этом пока все газеты помалкивают, чтобы не сеять панику. И вот что любопытно: люди от этого гриппа не умирают, а впадают в летаргический сон. Представляете, что будет, если начнется массовая эпидемия? Вся столица, все ее жители уснут. Как суслики. Как сурки, то есть. День сурка не за горами, ждите.

— Они и так спят, только некоторые еще бодрствуют, — вставила Маша. И спросила в лоб: — А что вы делали сегодня днем в Опалихе?

— Так это вы были? — засмеялся Яков. — А я и не признал.

— Потому и спрятались в зарослях черемухи?

— Потому и спрятался, — опять хохотнул он. — Боюсь красивых женщин, которые выходят на охоту. Словно пантеры. От них надо держаться подальше, чтобы не вцепились. Никогда не угадаешь время прыжка. Коварство их известно, никто спорить не станет. Не так ли? — Яша вновь подмигнул мне. Словно был в курсе наших семейных коллизий. — А в Опалихе я домик искал.

— Какой? — быстро спросила Маша.

— Да никакой конкретно! Просто хотел присмотреть что-то, чтобы потом поселить там отца. Да и самому жить. Я, может быть, в Россию перееду. Вернусь, то есть. Если, конечно, вы наведете порядок в канализации.

— Это он имеет в виду то, — пояснил Владимир Ильич, — что сейчас вся Москва-река стремительно дерьмом наполняется, фекальными водами. Еще вчера хлынуло с Дербеневской набережной, а потом как цепная реакция пошла: прорвало трубы на Симоновской, Даниловской и Краснохолмской. На Бережковской набережной тоже. Кажется, и на Лужнецкой. Словом, прет со страшной силой, с песней. Износ металла, что ли?

— Износ человеческого материала, — добавил сын. — Папа, ты наливай, наливай. Пока мы еще полностью в летаргический сон или в фекальные воды не погрузились. Тогда уже не попируешь. Тогда пойдут другие праздники, каких ни небо, ни земля еще не знали… Так что вы там говорили о богоносности и богоизбранности? — обратился он вновь ко мне, но сам лукаво посматривал на Алексея, будто именно его намеревался втянуть в спор-беседу. — Меня эта тема тоже всегда живо забавляла.

— Ничего забавного тут нет, — ответил за меня Алексей, не удержавшись: — Речь идет о неразрешимом симбиозе — противоречиях. Может быть, я и не слишком удачно выразился. Но два этих народа — это действительно как одна семья, как Каин и Авель.

— Каин — это, конечно, евреи, а Авель — русские, — усмехнулся Яков.

— Ну почему же? — серьезно отозвался Алексей. — Может быть, даже совсем и наоборот. По крайней мере, в истории эти категории часто меняются местами. В России сейчас количество каинов уже превзошло критическую массу. Две трети, а то и больше. Дело в другом. Богоносность русских — это в некотором роде незаслуженный дар Бога, это милость Христа к разбойнику, который вопиет к Нему на кресте. А богоизбранничество — это любовь изначальная, которая была отвергнута и предана. Но ветхозаветный еврей живет в каждом из нас, каждый получил частицу богоизбранности, но не всякий знает, как ею нужно распорядиться. Знаете о пророчестве Ноя?

— Ну-ка, расскажите, — в который уже раз подмигнул мне Яков. Что он во мне союзника нашел, что ли?

— Ноя напоил вином его младший сын, Ханаан. Насмехался над ним. А двое старших, Сим и Иоафет, прикрыли наготу отца плащом. Когда Ной проспался, он проклял Ханаана и сказал, что тот будет рабом у братьев своих. От них заселится вся земля. Но со временем Иоафет вселится в шатры Симовы. Что это означает? Симу и его потомкам был дан великий жребий первородства. Из этого корня предстояло выйти величайшим святым — пророкам, Иоанну Предтечи, Богоматери и Самому Христу, Тому, Кто сотрет главу змия. Потомкам же Иоафета предсказано подхватить выпавшее избранничество от еврейской ветхозаветной церкви, закончившей свою историческую миссию с воплощением Христа, создать церковь новозаветную. Оплотом ее сначала стали европейские народы, потом — Россия, русские. Дальше пути нет. Дальше конец истории.

— Звучит несколько грустно, — заметил Яков, подливая всем вина. — Папа, если ты сегодня нарежешься, как свин, я обещаю тебе отдать свой плащ. Хочу быть Иоафетом.

— Спасибо, сынок, — отозвался Владимир Ильич, который действительно выглядел уже довольно косо. Но тем не менее высказал свою мысль еще вполне ясно: — Иначе не пощажу тебя, ибо ты пережег кости царя Едомского в известь… Так, друзья мои, у пророка Амоса записано. Я ведь теперь только Библию и читаю, но с чисто физико-математической точки зрения. Хочу понять тайный смысл букв. Он зашифрован, как клинопись. Как секретное донесение от центра главным резидентам на земле. Я уже близок к разгадке. Но для этого надо предельно упроститься. Стать последним. И неважно, к какому народу ты принадлежишь. Кто считает себя лучше других, тот будет худшим. Надень на ласты два разных башмака и ступай искать Истину.

— У любой нации, — вставил я, — будь то евреи, русские или китайцы, есть конечно же своя высшая цель и предназначение. Но национальная идея не та, что думает о себе сам народ во времени, а та, что определяет ей Бог в вечности.

— Ребята, а может, хватит? — перебила нас Маша, зевнув украдкой. — Не пора ли спать?