Дисциплинарный санаторий - Эдуард Лимонов Страница 3

Разнеженный, живущий в кредит (и часто за счет презираемых «слаборазвитых» стран, у которых он за бесценок скупает raw materials [8], сельхозпродукты и собирает гигантский урожай процентов за предоставленные кредиты), «цивилизованный» человек панически боится unemployment — свободы. Потому он каждый день отдается под покровительство государства-опекуна, потеряв (отказавшись от них сам!) основные привилегии человека, присущие ему как биологическому виду,— независимость и свободную волю.

За послушание его награждают ЗАМЕНИТЕЛЯМИ. Его грезы о путешествиях воплощаются в организованный туризм, жажду авантюр он может безопасно удовлетворить, включив теле или пойдя в синема. Полицейские романы и фильмы с неумеренным количеством револьверов и выстрелов — substitute [9]необходимой человеческому существу ежедневной дозы борьбы за жизнь. Отвыкнув от защиты самого себя, современный «цивилизованный» человек параноически озабочен своей security. [10]Но его вмешательство в обеспечение его же security не только нежелательно, но карается законом. В цивилизованном обществе мягкого режима безопасность граждан — есть бизнес полиции.

В обществе мягкого режима (в этом его принципиальное отличие от жесткого) не Партия, не банда злоумышленников подавляет трепещущее большинство, но все в той или иной степени подавляют всех, сами. Ибо таков характер отношений. Однако многих общество мягкого режима обслуживает лучше. Ничтожный Винстон Смиф оказывается в нем в лучшем положении, чем энергичный (пусть и позер) О'Брайян. (Я вижу, как Смиф в этот самый момент выставил варикозную ногу на асфальт автодороги, ведущей к Лазурному берегу. Пробка. Впереди тысячи машин со Смифами и Джулиями и их детьми, отправляющимися в отпуск… О'Брайян, водрузив на нос очки, грустно читает Библию в камере тюрьмы Флёри-Мерожис. Выпалил из охотничьего ружья в соседей — эмигрантов-арабов, не вынеся шума…)

Чтобы они не забыли, что живут в наилучшем из обществ, доместицированным массам демонстрируют с большим удовольствием дистрофических африканских детей, облепленных мухами. Или скелеты Аушвица… Мораль этих демонстраций такова: бесполезно пытаться устроить какое-либо другое общество. Поглядите, к чему приводят попытки. Что произвел марксизм в Эфиопии и гитлеровский фашизм…

И напуганные массы сидят тихо. И опыляют их мозги паблисити сыров, вин и стиральных порошков. Предлагают им покупать суперделикатную туалетную бумагу и носить не черные, но ярких, детских расцветок ткани. (К насильственной математизации и насильственному озвучиванию жизни следует еще добавить и насильственную «инфантилизацию».)

Среди всех преступлений наиболее ужасным (но вовсе не наказуемым) является преступление против самого себя — неиспользование индивидуумом его собственной единственной жизни. Слушал глупые музыкальные шумы, парковал автомобиль, занимался нетяжелым, но неинтересным трудом, а срок пребывания на земле закончился. Коллектив, так называемое «цивилизованное человечество», преуспел в создании (и навязывании всем вплоть до самых окраин планеты) бесцветной, скучной, глупой, лишенной реальных удовольствий жизни. Жизни домашних животных.

Против насилия Большого Брата, старого hard-режима в сапогах и зловещей униформе возможно было однажды (как доказывает история, это рано или поздно происходило) подняться на восстание. Но вот подняться на восстание против собственных слабостей, возможно ли?