И возвращу тебя.. - Алекс Тарн Страница 3

Когда расставались в аэропорту, плакала. Рашид, гнилозубый шакал, стоял рядом, покуривал. Пропустив всех девушек за прилавок таможни, он повернулся к Кольке и сказал что-то мерзкое, и протянул руку для рукопожатия. А Колька был настолько оглушен своим несчастьем, что даже не врубился в смысл сказанных слов, просто автоматически пожал гаду руку и отошел. Потом-то уже понял, но опять — потом. Прямо наваждение какое-то с этими «потом». А тогда…

— Не плачь, Ромео! — ухмыляясь, сказал ему тогда Рашид. — Ищи себе другую дырку. Их тут вон сколько — только пальцем помани…

Сказал и сгинул, в Волгоград больше не вернулся. Девушек он возил через Боснию, а там заваривалась к тому времени трудная, густая, на большой крови замешенная каша. Светка объяснила:

— Навсегда он уехал. С неверными сражаться. Перед отъездом, пьяный, хвастался: всю, мол, Европу на уши поставим, в мировом масштабе.

Делать было нечего — единственный след вел в Боснию. Колька нашел нужных людей и уехал на Балканы, воевать за славянское братство. Там же, в Боснии, и осел после войны. Любимую свою он так и не нашел, но домой не вернулся. Собственно, дом для него был там, где Гелька, а вышеградская автостоянка странным образом казалась наиболее близким к ней местом.

Репродуктор кашлянул и попросил пристегнуть ремни. Под крылом впереди замаячили тель-авивские пляжи, трубы и небоскребы. Самолет, следующий рейсом Москва-Белград-Тель-Авив, заходил на посадку в аэропорту имени Бен-Гуриона.

— Температура в районе приземления сорок два градуса Цельсия, — недоверчивым тоном добавил репродуктор и замолк со щелчком, будто застрелившись от одной только перспективы оказаться в столь невообразимом пекле.

Влажная жаркая духота потной ладонью ударила Кольку в лицо, и он инстинктивно качнулся назад, в поток прохладного воздуха, льющийся из кондиционированного нутра аэропорта.

— Эй, мужчина, поосторожнее! — кто-то чуть было не наехал на него полной чемоданов тележкой. — Смотреть надо!..

Говорили по-русски; этот же язык преобладал и в зале прибытия среди встречающих. Такое впечатление, что прилетел в Москву… впрочем, возможно, это объяснялось спецификой только что приземлившихся самолетов. Колька поправил на плече лямку рюкзака и решительно вышел из кондиционированной струи. Он чувствовал себя астронавтом, делающим первые шаги по опасной поверхности неведомой планеты.

«Скафандр и в самом деле не помешал бы… — подумал Колька, вытирая со лба мгновенно выступивший пот. — Как они тут живут, интересно знать?»

«Они» невозмутимо обтекали его с обеих сторон, направляясь к стоянке. Колька пожал плечами и повернул налево, туда, где выстроились в длинную очередь машины такси.

Шофер, не вылезая из машины, приглашающе махнул рукой; Колька сел сзади и поскорее захлопнул дверь. В машине было прохладно. «Вот так и живут, — ответил он сам себе. — Из кондиционера в кондиционер…»

— Тель-Авив? — полутвердительно спросил пузатый таксист, оценивающе глядя в зеркало заднего обзора на Кольку и его видавший виды рюкзак. Колька кивнул. Шофер тоже кивнул. Затем он приподнял майку, почесал внизу волосатого живота и только после этого включил счетчик.

— Жарко сегодня… — сказал он, коверкая английские слова и тронул машину. — Ты откуда? Румыния? Украина?

Колька молчал. Он не любил таксистов.

— Ни бум-бум? — ухмыльнулся шофер, по-своему истолковав Колькино молчание. — Много вас тут, которые ни бум-бум… На стройку приехал, работать? А? Ра-бо-та?

Последнее слово он произнес по-русски.

— Заткнись и смотри на дорогу, — грубо сказал Колька и отвернулся.

Таксист обиженно засопел, приняв вид человека, оскорбленного в самых лучших своих чувствах. «Интересно, сколько времени он так продержится? — подумал Колька. — У этих тварей минута без слова за год стажа идет.»

Толстяк нарушил молчание через целых четыре минуты.

— Центральный Автовокзал?

— Что?

— Куда тебя везти? Где твой отель? У вокзала?

— «Хилтон», — сказал Колька. — «Хилтон Тель-Авив».

— «Хилтон»?.. — задохнулся таксист и посмотрел на Кольку совсем другими глазами. Недавнюю обиду он явно успел позабыть. — Ничего себе…

Колька отметил про себя реакцию шофера. Похоже, Кацо снял ему действительно хорошую гостиницу. Странный он парень, Кацо. Вообще-то, Колька даже не знал настоящего имени этого здоровенного амбала, с которым свела его судьба почти два года тому назад. Прозвище «Кацо» Колька придумал ему сам из-за едва уловимого грузинского акцента в его почти безупречном русском произношении. Впрочем, столь же безупречно Кацо звучал и на нескольких других языках, так что поручиться за его национальную принадлежность Колька не смог бы.

Что не подлежало никакому сомнению, так это искусство убийства, коим Кацо владел на поистине артистическом уровне, а также поразительное умение оказываться в абсолютно безвыходных ситуациях, куда нормальные люди не могут попасть в принципе. Понятно, что эта «ненормальность» не относилась к разряду случайностей. Скорее, наоборот, она представляла собой профессию. Кацо явно выполнял чьи-то задания, более того, пользовался чьей-то поддержкой, помощью, прикрытием. Чьей именно? — Этот вопрос не представлялся Кольке интересным. Ему-то какая разница? Меньше знаешь — дольше живешь. Важным тут было другое: у Кацо имелись обширные связи; следовательно, он мог навести справки — если не насчет Гельки, то хотя бы насчет Рашида. Дело, конечно, старое, но чем черт не шутит…

И Кацо действительно обещал помочь. Обещал дважды: сначала мимолетно, на ходу, особо не задумываясь и, видимо, даже не намереваясь ничего предпринимать — ведь обоим тогда было очевидно, что, скорее всего, им не доведется больше увидеться. Пообещал и тут же забыл и, может быть, уже не вспомнил бы никогда, если бы не случилось второго раза, после того, как хитрая, гораздая на такие шутки судьба все же свела их вместе в Старом городе Дюссельдорфа. И это второе обещание уже весило совсем иначе, потому что там, в подвале дома на рейнском берегу, Кацо задолжал Кольке целую жизнь, ни больше, ни меньше. Поди-ка забудь такое…

Так что он ничуть не удивился, когда обычно глухонемой телефон в его сторожке вдруг возвестил неожиданно резким звонком о своем воскрешении, и Колька, насилу откопав аппарат из-под груды газет, тряпок и прочего наваленного на стол хлама, услышал в трубке отдаленно знакомый голос с едва уловимым грузинским акцентом.

— Коля? — спросил Кацо и, дождавшись невозмутимого Колькиного подтверждения, продолжил:

— Похоже, я кое-что надыбал. Когда ты сможешь выехать?

— Завтра… — сказал Колька враз осипшим голосом и замолчал, пытаясь выдавить из себя необходимый вопрос. Сердце колотилось в самом горле, и оттого слова никак не могли пробиться наружу.

— Нет, не она, — пришел к нему на помощь Кацо. — Рашид.

Колька откашлялся. Кацо терпеливо ждал на другом конце провода.