Это моя война, моя Франция, моя боль - Морис Дрюон Страница 29

Португалия в Европе того времени была политическим курьезом. Республика, именовавшаяся корпоративной, отнюдь не была демократической. Но и не опиралась на тоталитарные доктрины, на которых основывались советские, фашистские или нацистские режимы. Это было авторитарное государство, достаточно вдохновленное Моррасовым национализмом; в качестве военного вождя оно имело генерала Кармону, а в качестве председателя Совета министров — экономиста профессора Салазара. Из этих двоих диктатором был профессор.

Рабочие и служащие не могли работать, если не состояли в профсоюзе, а забастовки запрещались. Все хозяева должны были принадлежать соответствующим корпорациям, которые подчинялись инструкциям правительства. Неграмотные не имели права голоса, если только не платили больше ста эскудо налогов. Бюджетное равновесие было абсолютным правилом.

Португалия, примирившаяся с Ватиканом (что отнюдь не всегда случалось в начале века) и довольно благосклонная к франкистской Испании, все свои усилия направляла на то, чтобы не испортить отношений ни с державами Оси, ни с коалицией союзников, а стало быть, не испытать затруднений с любым победителем, когда конфликт наконец закончится.

Там находили убежище беглецы со всей Европы (за ними лишь тайно наблюдали), прежде чем определиться с дальнейшим выбором: Англия, Северная Африка или Соединенные Штаты. Там работали разведслужбы всех стран. Лиссабон наверняка был центром самого массированного шпионажа на планете, а бар палас-отеля «Авенида» казался местом встречи шпионов со всех пяти континентов. Все наблюдали за всеми, а коктейли с джином были любимым напитком этой публики.

Г-н Бертран покинул нас по прибытии без всяких сердечных излияний. Он очень торопился добраться до Танжера, куда его призывал миллионный вексель. Не оставил нам своего адреса и не проявил никакого желания, хотя бы из любопытства, вновь с нами увидеться. Доверить нам свое настоящее имя ему тоже не пришло в голову. Какое воспоминание сохранил он о наших общих приключениях? Наверняка лишь как о досадном недоразумении, которое его задержало. Он вновь надел свою городскую шляпу и исчез, навсегда.

Один друг моего дяди Жефа — где только их у него не было? — бывший, как и Жеф, в предыдущей войне авиатором, принял нас так, словно наше появление было подарком.

Директор компании «Сжиженный воздух» Альбер Неви, по прозвищу Большой Наб, благодаря своему высокому росту выглядевший особенно элегантно, был человеком щедрым и влиятельным. У него имелись связи как с британскими службами, так и со Свободной Францией. Пока готовилось наше отбытие в Лондон, мы провели десять дней в его прекрасном жилище в Эшториле, окруженные заботами его замечательной семьи. Для нас это стало своего рода каникулами.

Уже изрядно стемнело, когда нас привели на величественную торговую площадь — декор, достойный всех мечтаний Старого Света. Перед нами на быстрых водах Тежу колыхался большой гидроплан. Нас к нему доставила хлипкая лодка. Пассажиры усаживались вплотную друг к другу, по шесть или восемь в ряд, на довольно низкие и гибкие сиденья из стальной сетки. Я впервые садился в самолет.

Взлет был тяжелым, но полет прошел спокойно. На рассвете мы приземлились на ирландском побережье, на аэродроме Шеннон.

Здесь воздух был мягче, чем в Португалии, почти весенним. На юго-западе Ирландии самый благоприятный климат в Европе, необычный для этих широт. Но не только из-за местного климата мы испытали блаженство, едва ступив на эту землю. После долгих веков принуждения, мятежей и битв Ирландия совсем недавно стала независимой. Республике не было и шести лет, что не помешало многочисленным ирландцам завербоваться в британскую армию.

Но улицы Лимерика, где мы провели день, дышали неосязаемым счастьем. У населения в поступи и во взглядах сквозило довольство своей свободой и спокойствие оказаться вне мировой бури.

Люди не оглядывались через плечо, прежде чем заговорить, в лавках не было никаких упоминаний о карточной системе. Нейтралитет благоприятствовал любой коммерции.

Мы фланировали, не опасаясь слежки, чего с нами уже давно не случалось. За стойкой пабов в кружки тек бархат темного пива, окаймленного белой пеной. Мы написали нашим семьям и друзьям во Францию короткие открытки — без уточнений, чтобы не скомпрометировать наших близких, но благодаря которым они смогли бы понять, что цель достигнута.

Мы доставили себе удовольствие сходить в кино, посмотреть «Gone with the Wind» — «Унесенные ветром», с Кларком Гейблом и Вивьен Ли в главных ролях. Этот фильм, слава о котором добралась и до нас, был запрещен к показу на континенте. Мы вновь становились нормальными людьми. Нам казалось, что мы вновь устанавливаем связь со своим прошлым и тем, как мы надеялись, что станет нашим будущим. Один день в Ирландии, навсегда оставшийся между скобок…

На следующее утро маленький самолет Королевских ВВС перенес нас на английскую землю, высадив в Бристоле.

Прошел ровно месяц, день вдень, с того рождественского вечера, когда мы покинули Францию, что, похоже, останется рекордом скорости в истории побегов через Испанию.