Дайте мне обезьяну - Сергей Носов Страница 28

– Надеюсь, вы отдаете отчет в щекотливости вашей просьбы? Или вы думаете, я могу употреблять свое влияние по любому частному случаю?

– Анастасия Степановна, это не совсем частный случай. Ему грозят пятнадцать суток, а между тем специалист очень ценный и с чрезвычайно высокой работоспособностью.

– Объясните мне, почему в нашей команде алкоголики? И не просто алкоголики, а еще и дебоширы.

– Анастасия Степановна… вы задаете такие вопросы…

– Почему он не молчал в тряпочку? Кто его просил выступать?

– Возможно, это провокация, Анастасия Степановна. Я даже уверен, провокация!

– Не надо басен, «провокация»! Вы меня за дурочку держите? Он же дискредитирует все движение! весь блок!

– Я просто убежден, он держится молодцом. Надо снять эту проблему как можно скорее.

– Гнать таких надо. Или вы другого мнения?

– Ценный специалист, Анастасия Степановна. Вот увидите, он еще пригодится. Подождите, – спохватился Косолапов, – я совсем забыл! У вас же великолепная анаграмма, Анастасия Степановна! Хотите скажу? Слушайте. «Анастасия Степановна Несоева». А НОВАЯ НЕВЕСТА, ОНА И НАС СПАСЕТ! – Косолапов замолчал, ожидая реакции.

– А я при чем? – спросила Несоева.

– Это ваша анаграмма. Ваша! Из ваших букв и только из ваших! А НОВАЯ НЕВЕСТА, ОНА И НАС СПАСЕТ. Прямо-таки слоган, заклинание! Прекрасная анаграмма!

– Какая невеста еще?

– Ну, невесту мы обыграем как-нибудь. Главное не невеста, главное ОНА И НАС СПАСЕТ! Вот что главное.

– Это ваш пьяница изобрел?

– Другой. А этот обрабатывал. Статью пишет.

– Ладно. Последний раз, – сказала Несоева. – Первый и последний.

А все дело в том, что в городе Т-ске – не то в связи с непростым международным положением, не то в подражание столичным порядкам – приняты были когда-то (а когда, уже и не вспомнит никто) Временные правила проживания иногородних граждан. Любое лицо, посетившее Т-ск на срок более трех дней, обязано зарегистрироваться в одном из отделов правопорядка. Так на бумаге. А по жизни эти правила никем давно уже не соблюдаются. Мало кто помнит о них. Приезжие даже не догадываются о необходимости регистрации.

Никто из политтехнологов, наводнивших Т-ск, чьи бы они ни обслуживали интересы, понятно, нигде не регистрировался. Правила были настолько формальными, что никому даже в голову не приходило использовать их в предэлекционных сражениях.

И все-таки в редких – скажем, редчайших – нет, в исключительных случаях представители некоторых силовых структур вспоминали о букве закона. Речь идет о работниках мед. вытрезвителей, а точнее, именно мед. вытрезвителя № 2, заметно отличающихся от коллег из № 1 и № 3 не только степенью обостренности корпоративного честолюбия, но и похвальной последовательностью в отстаивании чистоты принципов. Необходимость такого отстаивания, или, иначе, стояния на своем, возникала, когда зарвавшийся клиент качал права с особым цинизмом, и хуже всего, когда нетрезвый, но будто бы умный (бывали такие), в безрассудном протесте своем брался отрицать саму легитимность институтов мед. вытрезвления. Мол, идея принудительного вытрезвления по сути противоречит Конституции Российской Федерации. А то еще и Хельсинкским соглашениям о правах человека. Можно простить любую эскападу – декларацию собственной трезвости или даже претензию на якобы пропавшие из заднего кармана 244 рубля, и это можно простить или хотя бы понять, но когда вам отказывают в праве на ваше законное существование, когда отрицают вашу реальность?… И, главное, кто? Ты, че, браток, ты, козел, где находишься, чмо, это не мы незаконны, а ты, мудило. Почки ему не отбили и легкие тоже, но раздетого до трусов к батарее приковали, чтобы не дергался. Вот к таким знатокам Основного Закона страны и применим неосновной, третьесортный, формальный закончик реальной местности. Че ж ты, если умник такой, не зарегистрировался, лох? Да еще оскорбляешь представителей власти? И при исполнении? Протокол составлялся и все такое. Перспективу пока не придумали. Можно за хулиганство, можно за оскорбление. А наркотиков нет ли, посмотрим сейчас… А в ботиночках? Нет? Есть? Ну, Тетюрин, ты влип.

Исправительные работы, галеры, батоги, измазанного дегтем, в пуху вывалянного и – на осле за городские ворота.

Спасло то, что Негожин, заручившийся в ту ночь двух «телок» согласием, выйдя на улицу, видел, как увозили Тетюрина. Ночь тихой была, а Тетюрина увозили. Никогда не путал Негожин частную жизнь с профессиональным делом. Он в штаб позвонил – «Справедливости и силы» (был у него телефончик); в час ночи в штабе не спали. Позвал Филимонова (знал кого), представился. Объяснил, чем полезен будет в ближайшее время – на ответственном этапе кампании, и сказал, чем сейчас, а сейчас он был полезен Тетюриным. Не важно, высоким ли духом товарищества или холодным расчетом руководствовался Негожин, он и Тетюрина спас, и контакт нашел; Филимонов благодарил информатора.

Около трех ночи Филимонов был в «двоечке». Но работники № 2 не хотели отдавать Тетюрина. Вон любого другого, пожалуйста, спят ягнятками, а этого нет. Во-первых, он злостный нарушитель Временных правил. Во-вторых, дебошир, оскорбитель. В-третьих… а что в-третьих, завтра узнаете.

Неподкупность милиции потрясла Филимонова.

Дело пахло скандалом.

Филимонов звонком, пока не наступило «в-третьих», разбудил Косолапова. Косололапов выругался, но понял сразу: надо спешить. Спешить потушить. В семь утра Косолапов лично позвонил Несоевой.