Ангел из Галилеи - Лаура Рестрепо Страница 28

Я помню, и память моя — ярость. Тот, кто разбудит мою память, выпустит на волю мою месть. Если оживут темные реки, по которым плавал этот юный небожитель, мирно спящий у твоих ног, он превратится в Короля-Ужаса, и злость будет клокотать в его горле.

Если лба моего касаются крылья прошлого, я теряю покой своих век, прозрачность сна, безмятежность души.

Я не должен заново складывать головоломку былого. Как запах крови сводит зверя с ума, так от воспоминаний могут разорваться мои вены.

Позволь, чтобы белесое и густое ничто будто саваном укрыло пейзаж пережитого, вычеркнутого из памяти. Позволь, чтобы все тени, все очертания, весь полумрак стерлись под ослепляющей силой полудня.

Позволь мне забыть, пусть с забвением придет слепота, а с нею прощение.

Да не проснется во мне Исрафель, грозный Ангел Мести; да не заставит его ненависть обнажить свой меч.

Да не протянется моя карающая рука над провинившимся городом, потому что тогда никто из его обитателей не останется в живых, ни их дети, ни дети их детей, ни даже их собаки.

Не порицай острие моего меча, потому что для него возмездие — святой долг, и он трижды опускался на ночь человечества. В первую ночь он истребил Иерусалим, обезглавив шестьдесят тысяч людей народа израилева, от Дана до Беер-Шевы [19]. Вторая ночь пала на спящий лагерь ассирийского царя и убила сто восемьдесят пять тысяч его людей, оставив тела лежать в рассветном тумане. В третью, и последнюю ночь он перерезал горло первенцам во всех семьях египтян. В четвертую ночь, видя рассеянный по вселенной ужас, Господь Бог мой, повелевавший небесным воинством, посочувствовав своим рабам, отдал мне приказ своим усталым голосом: «Хватит, Исрафель, Ангел Истребления, верни руку свою, вложи свой меч в ножны. Ты уже утолил гнев своего хозяина».

Если наступит пятая ночь, я пойму, что пришел новый час кары, и выну меч из ножен, и кому удастся вынести вспышку великого гнева? Огонь, град, камнепад, крысы, зубы чудовищ, яд скорпионов и змей, пожары, язвы прокаженных, веревки висельников — все эти кары, посланные мной, падут на людей.

Я Исрафель, забывший о своем предназначении и своем имени: не желай, чтобы я вспомнил о них.

Этот город, несущий смерть, отплатит мне кровавым дождем за каждое полученное оскорбление. Моя месть будет столь безудержна, что сыны человеческие возмечтают о смерти и будут искать смерти, но она будет им недоступна.

Я Исрафель, коплю обиды и полнюсь болью. Я весь был сплошной открытой раной, и, когда купался в реках, воды становились красными. Моя печаль была шире, чем небо.

Не буди то, что дремлет под моей кожей. Позволь мне быть слепым, и глухим, и немым; позволь мне быть невинным, неведающим и наивным. В противном случае я стану убийцей.

Я Исрафель, и я потерял память. Не побуждай меня искать ее, потому что хаос прошлого обрушит мир настоящего, в пепел обратив город, что распростерся внизу.

Не заставляй звучать колокол, который потревожит мои чувства, оставь в спячке раненое животное, что дремлет внутри меня.

Я сижу, забившись в дальний уголок неба, робкий, с душой, лишенной силы, и глазами, зажмуренными, чтобы не видеть того, что случилось. Я бегу от себя и от моей собственной истории, я прячусь внутри себя.

Я Исрафель: не зови меня, не серди меня, иначе стану я беспощадным.

Так, когда я покоен и отстранен, мне хорошо. В белом цвете нахожу я покой. Позволь мне спать. Позволь мне парить. Я хочу лишь плавать в пресных водах забвения.