Каменное сердце - Пьер Пежю Страница 28

Следующий день начался неудачно. Снова позвонил Муассак, на этот раз в бешенстве: «Хватит ломать комедию, Ларсан! Алло! Ты что, язык проглотил? Послушай, хочу все же напомнить, что у тебя есть контракт». Потом, должно быть, пожалев о том, что произнес свой монолог таким угрожающим тоном, смягчился и прибавил: «Мне все равно скоро надо ехать в ваши края, я к тебе загляну, и мы спокойно поговорим. Видишь, у тебя остается время определиться. Ты ведь меня все-таки не бросишь, правда? С тобой ведь не впервые такое происходит? Ты каждый раз говоришь, что с тебя хватит, а потом в конце концов продолжаешь писать, разве не так?»

Сидя на полу, я положил трубку рядом с собой и закрыл лицо руками, но все равно продолжал слышать гнусавый голос, капавший в тишине и уже накапавший небольшую лужицу слов. Он отключился первым. Поднявшись на ноги, я пнул телефон. Знал же, что не надо было подходить. Но у меня были на то причины.

Я собирался перевезти оставшиеся ящики к Алисе, моей старой подруге. «Все, что угодно, Жак, милый, — сказала она мне. — У меня уже столько всего накопилось за годы… Так что чуть больше или чуть меньше… Шесть, семь ящиков, да-да, сколько угодно…»

Так что мы с тележкой крепко поработали и тронулись в путь. Отъезжая от дома, я невольно кинул взгляд в ту сторону, откуда вчера сначала пришла, а потом туда же и ушла девушка в красном. Вспомнив о ней, я испытал очень тревожное чувство. Мне захотелось увидеть цветок мака на развалинах или пятно свежей крови на камне. Я был уверен, что она появится снова, я ждал ее, зная, что совершенно не готов к этой встрече. Разумеется, у реки я увидел совсем не ее, а двух рыбаков. Двух шпионов! Вместо того чтобы следить за поплавком, они шеи себе сворачивали, стараясь разглядеть, что там у меня происходит. Они, наверное, на пальцах сосчитали, сколько ящиков я погрузил в машину, и отпустили парочку мрачных шуток насчет их содержимого.

Пожав плечами, я прибавил скорость, но на проселочной дороге меня остановили люди в синих рабочих комбинезонах, касках и рукавицах. Они выгружали целую гору инструментов и, задирая головы, разглядывали столбы и тянущиеся между ними провода. Не я ли, осведомились они, живу в предназначенном на слом доме с большим участком, на котором надо вырубить деревья? Воспользовавшись передышкой, они закурили.

— Нам надо вырыть и убрать все столбы, а потом закопать провода… Электричество будет отключено около полудня, — сказал один из них.

— И телефон то же самое, — сказал другой. — Отключат!

— Да, — подхватил первый, — тут дело пойдет быстро. У них такие планы! На месте вашего старого дома поставят больше тридцати коттеджей, сюда еще народу понаедет…

— Но сначала надо все сломать и все выровнять. И нам надо закончить нашу работу до того, как придут большие машины, понимаете? — объяснил мне второй рабочий в белой каске.

Я ответил, что все это мне известно, что дом внутри пуст, как высохшая ракушка, что я и сам уеду отсюда завтра или послезавтра. Один из парней, вытащив изо рта окурок рукой в толстой кожаной перчатке и вооружившись здоровенным ломом, счел необходимым прибавить:

— Да уж, вы, можно сказать, дотянули до последней минуты!

— Так получилось, — сказал я.

Они сдвинули свое оборудование, чтобы я мог проехать к Алисе, которая, наверное, меня уже ждала.

Алиса — одинокая, давно овдовевшая старая дама. Я рад был, что могу оставить у нее свои книги, но еще больше радовался, что благодаря этому проведу хоть немного времени с ней. Я был убежден, что за долгие годы нелегкого супружества, а потом нескончаемого вдовства она обрела тихую мудрость, своего рода запоздалое умение жить, переходящее в умение умирать.

Алиса, с ее очень коротко остриженными белоснежными волосами, очень светлыми глазами, розовыми щеками и стройным, гибким телом, выглядела моложе своих лет, но любила повторять: «Теперь я уже глубокая старуха, мне это кажется совершенно невероятным, но я действительно глубокая старуха… Как бы там ни было, я готова». Слова «глубокая старуха» она произносила с пленительной улыбкой, глядя куда-то вдаль, в какую-то загадочную точку, которую только она и различала, а потом поправляла себя: «И готова, и не готова. Никогда не бываешь вполне готовым». И задумчиво рассматривала собственные руки, усыпанные старческой гречкой, но почти не сморщенные, с длинными тонкими пальцами.

Много лет тому назад Алиса была прекрасной виолончелисткой, играла в лучших оркестрах. Она много работала, много ездила, полностью отдавалась музыке. Я знал, что ее муж, Андре Ламар, долгое время читал курс теологии в университете. Студенты валом валили на его лекции, потому что этот блестящий эрудит любил провокационно высказываться о существовании, сущности и различных концепциях Бога.