Размышления о чудовищах - Фелипе Бенитес Рейес Страница 28

— Какого рода случайных мыслях?

Ну, не знаю… Случайных мыслях о повседневных вопросах. О сторонах жизни вообще. Темы бытовистской философии.

— Например?

Ну, например… Теории о рубашках с рисунком в виде попугаев (или чего-то подобного).

Это покажется глупостью, но рубашки с рисунком в виде попугаев (или чего-то подобного) очень сильно связаны с сущностью времени — быть может, потому, что все связано с этой сущностью; то, что называется все: вездесущее, повсюду присутствующее время, бессонное в своих скитаниях по галактикам, совсем сумасшедший сукин сын. Рассмотрим это дело с прагматической точки зрения: когда ты вступаешь в суровый возраст и пытаешься убедить самого себя, что еще не достиг этого возраста, что тебе удалось обмануть время при помощи хитрой уловки, тебе следует добровольно подвергнуть себя тому, что мы назовем Тестом Тропической Рубашки для Взрослых. Действительно, ты покупаешь себе вискозную рубашку с очень широким воротником, всю испещренную изображениями экзотических птиц и цветастых вьюнков, надеваешь ее, становишься перед зеркалом в полный рост, и если окажется, что ты не можешь выдержать этого зрелища более пяти секунд, значит, ты пропал: время играет против тебя. (Ты не выдержал испытания.)

Или мне может прийти в голову предпринять философский полет вокруг разнообразия проявлений, какого, я подозреваю, может достичь та неясная мука, что мы, дабы понимать друг друга, зовем желанием: универсальный инстинкт, интерпретируемый каждым из нас по-разному, в соответствии со своими капризами и уровнем тестостерона. Ведь представим себе бар, где находятся девять взрослых гетеросексуалов или хотя бы бисексуалов. Представив себе этот грустный отряд, представим себе, что в этот бар входит потрясающая женщина, или даже относительно потрясающая, или даже обычная, зачем обманываться? Что произойдет тогда? А произойдет вот что: девять мужчин мгновенно подумают об одном и том же, хотя и по-разному, ну, вы понимаете: кто-то вообразит анальное проникновение, и чтобы у нее при этом был заткнут рот, обязательно найдется такой, который подумает о том, чтоб излупить ее по заднице хлыстом, будет даже тот, кто в воображении расчленит ее, и так далее. Девять активных мышлений, работающих по-разному над одним и тем же поводом для желания, потому что само по себе желание — это только родовое название для сложных частных маний — общее название воя животного, вырванного из своих родных джунглей. Так что, когда мы говорим о желании, на самом деле мы используем эвфемизм; если мы скажем какой-нибудь женщине: «Я хочу тебя», — быть может, мы говорим ей о том, что нам бы очень хотелось надеть на нее костюм majorette [22]и кончить ей на лицо, или, быть может, мы говорим ей, что нам необходимо услышать от нее оскорбления, а потом чтобы она помочилась нам в рот. (Одним словом, желание — это переменная.)

…В общем, мои гашишные философские рассуждения носят обычно такой характер, и они кажутся мне откровениями, когда я нахожусь под действием травки (гашиш, как вы знаете, вызывает мгновенные миражи ясности), хотя потом они в конце концов начинают казаться мне бессмыслицей или по крайней мере спорными. (Но ведь, когда куришь, ты также и не претендуешь на то, чтоб раскрыть секрет отдельных субстанций Аристотеля или отвергнуть типологию исторического духа, сформулированную Дилтеем.)

Однако давайте поговорим о Хупе…

Полагаю, я уже сказал, что у моего друга Хупа Вергары туристическое агентство, но, полагаю, я не сказал, что он также занимается поисками сокровищ.

— Сокровищ?

Ну да, назовем это так. Хуп ищет то, что зарыто. Это его увлечение. Почти каждое воскресенье он берет машину и отправляется на какой-нибудь пляж или на какой-нибудь пустырь со своим мощным металлоискателем, чтобы искать потерянные вещи. И каким бы странным это ни показалось, иногда он находит что-нибудь золотое, а в другой раз — серебряное, иногда современные монеты, а иногда финикийские, но в остальное время — преимущественно металлолом, выплюнутый морем, изгрызенный солью, или зарытую на пустоши наковальню, или проволоку, или похороненную стиральную машину. Таково его увлечение, странное, как все увлечения.

У Хупа вся квартира набита металлическими предметами, тем огромным их количеством, что он собрал, почти все они дурацкие и ни к чему не годные, изъеденные ржавчиной, большинство не представляет никакой ценности, хотя он и обращается с ними как с трофеями.

— В один прекрасный день это превратится в Городской Музей Металлолома, и учителя приведут сюда детей, чтоб они увидели эти позеленевшие костыли и эти моторы от холодильников, и дети будущего замрут, открыв рот, так же как сегодняшние дети, когда видят каменный топор, — сказал мне однажды Хуп, думаю, что в шутку, потому что мир должен был бы очень сильно поторопиться в своем развитии, чтобы этот хлам обрел археологическую ценность.

(— Карбюратор мотоцикла всегда будет больше зачаровывать, чем этрусский саркофаг, — так считает Хуп. — Самый недоразвитый из этрусков мог сделать этрусский саркофаг, но даже самый способный из этрусков не мог даже представить себе идею карбюрирования, — утверждает Хуп.)

Однажды вечером в «Оксисе» Хуп сказал нам:

— Снесли дом на улице Мартеле. В этом доме во время войны была штаб-квартира коммунистической партии. Уверен, там кое-что зарыто.

И все мы согласились, потому что, немного поразмыслив, можно прийти к заключению, что под городом может оказаться множество других городов, спящих песчаным сном. (Амфоры, скелеты, храмы языческих богов… Чего только нет в подвалах мира после стольких ледниковых периодов, стольких наводнений и землетрясений, стольких извержений вулканов, стольких жалких битв между мелкими вождями с претензией на мировое господство…)

— Мне нужно будет прогуляться туда, прежде чем они начнут заливать площадку цементом, — и мы сказали ему, что, конечно, что речь идет о неповторимом случае, чтоб он как можно скорее шел к развалинам дома на улице Мартеле, потому что Хуп не любит, когда ему противоречат в вопросах, имеющих отношение к его увлечению, быть может, потому, что он чувствует, что всякое увлечение — это психологический симптом, являющийся поводом для беспокойства.

Через несколько дней после этого Хуп сказал нам:

— Вы должны помочь мне, ребята. Нужно, чтоб вы пошли со мной этой ночью к развалинам на улице Мартеле. Там что-то большое.

И около полуночи мы все четверо пошли к развалинам на улице Мартеле: Хуп, Мутис, Бласко и я, и там мы нашли то, о чем я сейчас расскажу.

— Здесь, — сказал Хуп, и мы начали по очереди копать. Бласко принес с собой бутылку бренди, чтобы бороться с холодом, а Хуп то и дело предлагал нам понюхать кокаина, так что мы пили и нюхали, потому что нужно быть истинным аскетом, чтобы отказаться от стимулятора, в то время как в твоем распоряжении целых два стимулятора.

— Если бы рабочий класс нюхал немного этого яда по утрам, рабочий день мог бы ограничиваться тремя или четырьмя часами, не больше. Это был главный промах капитализма и профсоюзов: не обеспечить рабочих бесплатным кокаином, не создать Контору по Выдаче Кокаина Рабочим, — разглагольствовал Хуп и раскладывал перед нами на своем портфеле многочисленные дорожки. — Давайте, друзья мои копатели, нюхайте своими большими содомитскими ноздрями, — и мы нюхали, потому что нет иного средства заставить человека прилежно копать.