Ученик философа - Айрис Мердок Страница 28

Миссис Белтон встала. Она сказала:

— Вам никто не давал права так про меня думать. Я знаю, что вы думаете и почему так настроены. Не лезьте в чужие дела, лучше о своих подумайте — судя по тому, что я слышала, вам самому рано или поздно понадобится помощь.

И, обращаясь к Диане:

— Пока, милочка. Я пошла плавать.

Пока она удалялась с надменностью, которую придает осанке артрит, на краю бассейна внезапно возник Джордж в плавках. Диана вырвала руку у священника, оставив ему перчатку. Видел ли Джордж, подумала она. Джордж нырнул в бассейн и исчез в облаке пара.

— Старая дура, — сказал отец Бернард, — Чтоб ей утонуть.

Он рассеянно вернул Диане перчатку.

— Я проповедую благую весть. Никто не слушает. Автоматическое спасение. Ни времени, ни сил не надо тратить. Только кнопку нажать — и душу зальет свет.

— Мне вы такого не говорили, — сказала Диана.

— У тебя нет простой веры. А у нее есть.

— А у вас?

— Я стар, стар…

— Нет, вы не старый.

— Спасение — вне времени. Ты видела призрак Джорджа?

— Да. Почему призрак?

— Нереальный. Из эктоплазмы.

— Если б только вы помогли Джорджу.

— Все хотят, чтоб я помог Джорджу. А я не могу. Если я возложу на него руки, схвачу его за горло, у меня в руках окажется лишь тающая, податливая субстанция, будто подогретый зефир. Это мое проклятие, а не Джорджа.

— Не надо о проклятии. Расскажите ему про Иисуса. Что-нибудь расскажите.

— Если Господь приведет его ко мне, Господь и даст мне слова. А пока Джордж мне скучен. Приходи ко мне в гости, дитя мое. На вечный багряный базар. А теперь я пошел плавать. В нашем богоспасаемом граде это решает все проблемы.

Диана подумала: «Джордж так одинок, он сам выстроил свое одиночество». Может, это и имел в виду отец Бернард, назвав Джорджа нереальным. И вздрогнула при мысли о том, что ей предстоит вернуться в собственное одиночество.

На широкой глади открытого бассейна иные плескались быстро, скрытно, другие плавали целенаправленно, ища знакомых, третьи систематично, одержимо мерили бассейн из конца в конец, ничего не видя, глубоко погрузив головы в теплую воду. Алекс, мешкая посреди бассейна, столкнулась с Адамом. Они со смехом вцепились друг в друга. На суше их тела не могли найти общего языка. Алекс никогда не целовала внука, не касалась его. В воде все было по-другому: они обретали новые тела, прекрасные, свободные, теплые, грациозные. Обнявшись, они качались в воде, как поплавки. Они иногда встречались так, словно втайне. «Как хорошо, правда?» — «Да». Они всегда возносили простую хвалу водам, словно каждый раз эта благодать оказывалась для них сюрпризом.

— Как Зед? — спросила Алекс.

— Хорошо. А ты как? Все хорошо?

Адам, встречая Алекс в воде, каждый раз интересовался, все ли у нее хорошо.

— Да, хорошо. Я очень рада тебя повидать.

— Я тоже.

Они расстались и уплыли в разные стороны.

Джордж оторвался от тошнотворной картины купания младенцев, немедленно забыл про Адама, проследовал в раздевалку и скоро оказался в бассейне. Он прошел вдоль бортика, ища свободное место меж пловцов, чтобы нырнуть, но не заметил Диану да и не думал о ней. Он стал плавать из конца в конец бассейна идеальным эннистонским кролем, словно не прилагая усилий, глубоко погружая голову, и каждый раз, доплыв до конца, вынимал руку из воды при повороте, чтобы коснуться стены. Темные волосы закудрявились на макушке, совсем как у Брайана. Джордж дышал незаметно, таинственно, глубоко в воде, словно и впрямь стал рыбой и пропускал через жабры целительную воду.

Габриель, которая уже поплавала, оделась и стояла на краю бассейна, заметила Джорджа, приближающегося по намеченной им самим линии. (Плавание на дальность в бассейне было самым важным занятием, и все остальные пловцы уступали дорогу этим невидящим фанатикам.) Габриель встала так, что оказалась как раз над ним, когда он, не поднимая головы, изогнулся и развернулся. Она увидела (хотя, конечно, видала и раньше), как у Джорджа растут волосы, точно как у Брайана, хотя Джордж маскировался, зачесывая волосы от косого пробора через макушку. Это наблюдение всегда доставляло Габриель удовольствие. Ей было приятно смотреть на Джорджа незаметно для него и еще нравилось, что его рука дотрагивается до стенки бассейна прямо у нее под ногами. Джордж почти сразу же исчез в облаке пара. Габриель стала ждать его возвращения. Брайан, тоже уже одетый и стоявший неподалеку, смотрел, как Габриель смотрит на Джорджа. Он подошел к ней.

Габриель сказала:

— Я только что видела Джорджа. Как ты думаешь, должны мы ему написать, что Стелла будет у нас?

— А она ему не сказала?

— Она говорит, что нет.

— Пускай сам выясняет, урод.

— Я считаю, надо написать. А то выходит очень жестоко.

— Нет.

Джорджа спозаранку разбудили голуби, говорящие человеческими голосами. Он и раньше это слыхал — тихое бормотание где-то рядом, пугающее вторжение, люди там, где никаких людей быть не должно. Грабители, полиция, какие-то еще более страшные и безымянные незваные гости. Наверное, это просто голуби.

Он удивился, как удивлялся теперь каждое утро, обнаружив, что лежит не наверху, у себя в спальне, а внизу, на большом диване в гостиной, где спал с тех пор, как Стелла ушла, или попала в больницу, или что там с ней случилось. На первом этаже была своя ванная комната и туалет. Ходить наверх стало вообще незачем. Джордж и Стелла занимали отдельные спальни, но она как-то давала о себе знать на всем втором этаже, не запахом (она не пользовалась косметикой с отдушками), но другим — одеждой, кроватью, от вида которой Джорджу становилось не по себе. Первый этаж был открытее, безымяннее, общедоступнее. Джордж убрал кое-какие вещи, в том числе безделушки и картину. В кухне уже воцарился холостяцкий хаос. Джорджу казалось, что он во временном пристанище или снова на студенческой квартире. Он проснулся со странным ощущением, что оказался в новом месте. И еще он проснулся навстречу Стелле, ее миру, ее существованию, ее сознанию, ее мыслям, которые все еще жили. Боже, до какой же степени она живая.

Он лежал, прислушиваясь к уже умолкшим голосам, и вдруг осознал, что у него открыт рот. Он быстро закрыл его. В последнее время он несколько раз, просыпаясь с открытым ртом, испытал очень странное ощущение. Во-первых, он почувствовал, что ночью умер. Челюсть отвисает у покойников. Потом, как бы в продолжение этой мысли, он осознал (или вообразил, или вспомнил): ночью что-то вылезло у него изо рта, свободно ползало по комнате, по потолку, а затем опять вернулось к нему в рот; большое насекомое вроде краба или же червяк с когтистыми ножками. Этот образ был чрезвычайно ярок и сопровождался теперь, когда Джордж поспешно закрыл рот, приливом горькой желчи к горлу. Джордж сел и задумался, не проглотил ли он в самом деле гигантского паука.