Ученик философа - Айрис Мердок Страница 27

В центре бассейна, среди крохотных обнаженных плавающих тел и мокрых рук, ограждающих от бед, стояла Неста Уиггинс, предлагая совершенно излишнюю помощь и поддержку. Несту влекло сюда, поскольку тут собирались женщины. Радостные восклицания, отражаясь от купола потолка, покрытого плиткой, создавали резкую какофонию, услаждавшую слух Несты, как пение птиц. Неста надеялась завербовать в ячейку кого-нибудь из воркующих мамочек. Она не одобряла брак и деторождение, но вопреки своим убеждениям восторгалась происходящим и возвращалась сюда вновь и вновь.

Когда появился Джордж, болтовня слегка утихла. В марте в Эннистоне почти нет приезжих, и в то утро весь бассейн был в распоряжении матерей. Полностью одетые лица мужского пола выглядели очень неуместно и потому испытывали должную робость. Большинство женщин знали Джорджа; но даже те, кто втайне свысока сочувствовал ему, были шокированы его появлением. Из вечной женской солидарности они сплотились, объединились против него, а он праздно шатался вокруг бассейна, глазея. Неста искренне ненавидела Джорджа, и такое единодушие было ей приятно. Джордж тоже ощутил его, и ему оно тоже было приятно. Неста, высокая, с большой грудью, стояла в центре кипящего котла, изобилующего мокрой женской плотью и скользкими младенцами. Она сверлила Джорджа взглядом. Джордж знал ее в лицо; вид ее тела доставил ему неопределенное удовольствие. Он не встретился с ней взглядом. Вместо этого он весело и задумчиво поглядел на плещущихся младенцев и подумал: «Утопить бы этих мелких засранцев!» Он представил себе, как твердой большой рукой нажимает на розовые личики, погружая их все глубже.

Алекс явилась в сопровождении Руби. Руби не умела плавать, никогда не плавала, не собиралась плавать, ненавидела воду. Однако она сопровождала Алекс в купальни еще с тех пор, когда обе были молоды; в те давние годы она играла роль дуэньи. Теперь она приходила сюда, потому что так было заведено, а также затем, чтобы повидать людей, послушать сплетни (сама она редко что-либо рассказывала) и присмотреть за одеждой Алекс. Раздевалки, странные, мокрые, скользкие, резко пахнущие места, где люди нервно шлепали босыми ногами по полу, разделялись на четыре помещения; в первом полагалось раздеться в кабинке, во втором — сложить свои вещи в шкафчик, в третьем — положить ключ от шкафчика в нумерованную ячейку, в четвертом — принять душ; затем можно было явиться на свет и плавать. Алекс не считала эту систему надежной, а потому складывала одежду в сумку и отдавала ее Руби, которая ждала снаружи. Так она сделала и сейчас, выходя к воде, — стройная, красивая, в купальном костюме с зеленой юбкой (она презирала бикини) и без шапочки (купальные шапочки в Институте были не приняты). Она ахнула, когда морозный воздух объял ее теплое тело. Осторожно, на цыпочках, прошла по сверкающей изморозью вымостке и грациозно нырнула в облако пара, скрывающее бассейн. И красиво поплыла в ласковой теплой воде под милосердным белым облаком.

Диана уже поплавала и теперь, одетая в элегантное шерстяное джерси, элегантную шерстяную шапочку, гармонирующие перчатки, пальто, шарф, сапожки и шерстяные носки, в которые она заправила брюки, сидела в саду Дианы. В дальнем от бассейна конце сада, за забором, виднелись раскопанные римские развалины — низкие стены и несколько ям; несомненно, они имели большое научное значение, но были ничуть не живописны. В одном конце сада располагался небольшой горячий источник — Ллудов источник, или Шалунишка, который недавно произвел фурор, выбросив необычно высокий фонтан. Вода в источнике была страшно горячей, из земли выходил почти кипяток. Однако нормальные выбросы воды, происходившие регулярно, были не опасны, поскольку достигали в высоту лишь грех футов, а чашу, в которую падала вода, теперь окружили некрасивой оградой, чтобы не пустить к источнику отчаянных юнцов, которых Шалунишка в основном и соблазнял своими шалостями. Чаша была грубая, массивная, ничем не украшенная, из местного желто-коричневого камня. Диаметром футов пять, глубиной три фута, в середине — дыра или трещина, из которой выбрасывалась обжигающая, брызгающая струя и утекала прочь. Все верили, что вода поступает из земли сама по себе, а не подается из основной системы. Официальный путеводитель выражался на этот счет очень туманно — возможно, с умыслом.

У чаши были деревянные скамьи, и на одну из них, смахнув изморозь экземпляром «Эннистон газетт», села Диана вместе с отцом Бернардом и миссис Белтон. Миссис Белтон была та самая «мадам», уже очень старая, которая много лет назад втянула Диану в ее нынешнее ремесло. Диана обычно избегала миссис Белтон, чтобы не будить неприятных воспоминаний и еще — из-за ее напыщенного, раздражающего всезнайства. Она, как и сама Диана, преуспела на своем поприще. Миссис Белтон была хороша собой и неглупа и на деле осуществила одно из давних мечтаний Дианы — приобрела красивый дом, где (по слухам) собирались за выпивкой и разговорами художники и интеллигенция. Одно время считалось очень шикарным ходить к миссис Белтон не за продажной любовью, а для бесед. (Возможно, это лишь миф; я никогда там не бывал и не знаю.) Но пора славы миссис Белтон миновала, и даже Диана теперь жалела ее. После полицейской облавы (поговаривали о наркотиках) миссис Бел-тон продала свой красивый дом и теперь выглядела косматой опустившейся старухой. Диана сидела в саду, надеясь бросить беглый взгляд на Джорджа, которого ей сейчас ужасно хотелось увидеть. Джордж установил правило: в Купальнях они не разговаривают и не показывают, что знакомы; но Диана думала, что если он застанет ее одну, то, может быть, нарушит правило. Однако тут же явилась миссис Белтон, а за ней священник.

Отец Бернард, сидя рядом с Дианой и перегнувшись через нее к миссис Белтон, зазывал старуху к себе в церковь.

— Миссис Белтон, приходите к нам на службу. Вот увидите, у нас так красиво.

— Я никогда не бывала у вас в церкви. Нет, заходила. Она похожа на базар.

Миссис Белтон была нонконформисткой.

— Вы же не ходите к себе в церковь, так приходите ко мне. Придите к теплу и свету. Вам холодно, и душа ваша во тьме.

— Кто сказал, что моя душа во тьме? — возразила миссис Белтон.

— Я говорю. Придите туда, где любовь.

— Ваша церковь как лавка, расфуфыренная под Рождество. Все багряное. По мне, это и не церковь вовсе.

— Такие драгоценные дары, и все бесплатно! Просите, и дастся вам, стучите, и откроется. Придите к нам на базар! Багряный — цвет греха и цвет искупительной крови. Омойтесь кровью агнца, погрузитесь в нее и плывите к спасению. Вы ведь когда-то все это знали, так вспомните, будьте как малое дитя, родитесь вновь, примите оправдание и спасение.

— После смерти ничего нет, — ответила миссис Белтон.

— Царство Божие — здесь и сейчас, — сказал священник, — Тайна нашего спасения — вне времени. В вашей жизни не хватает волшебника. Он ждет вас. Это Иисус. Встаньте перед ним и скажите только: «Помоги… помоги мне…»

Отец Бернард произносил все это, страстно подавшись вперед и незаметно для миссис Белтон держа Диану за руку. Он забрался рукой в перчатку Дианы и мял ее ладонь. Диана привыкла к странностям своего пастора, но так и не научилась его понимать.