Не ум.ru - Андрей Виноградов Страница 28

29

Эврика! Придуман сегодняшний «воскресный поступок». Я спасу кошку. Давно намереваюсь прибить ее, заразу, но вот теперь не стану, откажусь от жестокосердного плана. Совершенно, надо сказать, неоправданное помилование, но это не мягкотелость размазни, это подвиг духа. Между нами говоря, я все одно не знаю, как ее прибить, каким образом. Ничего путного в голову не приходит. Мне только исцарапанных рук не хватает. А как по лицу когтем заедет? Эта может. Еще как может. И потом… почем мне знать, которую по счету жизнь она проживает? Может быть, совсем не последнюю. Тогда все вообще зря, а руки и лицо уже в хлам. Вопиющая несправедливость. Я об уколах в живот от бешенства. А кошке при этом хоть бы хны. Ей в живот только «Вискас». Вот и ответ на классически-литературно-поэтический вопрос: кому на Руси… Ну и так далее. Изумительно, кстати, задан. И ответы легко накладываются. Как по трафарету. В зависимости от времени и обстоятельств. Кажется, это называется конъюнктурой.

Боже мой, что бы сделал с собой Н.А. Некрасов, предположи он, что в школе я буду заучивать наизусть конъюнктурщика? Весьма вероятно, что ничего. Не поверил бы.

Гений классиков – он в предвидении, а счастье – в неведении.

30

Кошка пушистая, дымчатая, не очень крупная, таких еще называют сибирскими. Я не кошатник, но для таких пустяков, как знакомство с названиями одной-двух пород, быть им нужды нет, совсем не обязательно. На всякий случай оговорюсь: раньше их так называли – сибирскими, мои сведения проще простого могли устареть. Стали же одни туфли «оксфордами», другие «дерби», третьи еще чем-то там интригующе благозвучным… На прежней работе мне время от времени приходилось встречаться с приезжими из Тюмени, иркутянами, омичами. Все были как один бритыми наголо, в легких кашемировых пальто. И это в самый разгар зимы. Так что современные сибирские кошки вполне могут быть короткошерстными. Очень правдоподобное допущение.

«А эта конкретная – она… даже очень пушистая».

«Ну и что? Пережиток. Кошка – ретроградка. Перемены в стране не чует. Не желает слышать веления времени».

«Согласен. Уже за это ее следовало бы примерно проучить».

«А ведь это самая малая из ее провинностей. Есть и посерьезнее».

«О, да!»

31

В процессе открывания двери в квартиру, я не очень-то внимателен к своим действиям, они привычны. Что происходит вокруг меня, также мало волнует. Если только соседи нос не высунут или чужой кто на лестничной клетке покуривает. Словом, я не собран настолько, что могу даже ключ снаружи в замке забыть. Вечер за окном зачастую поздний, дома меня ждет только хомяк. К тому же я пьющий. Возможно, логичнее было бы заменить картонный коробок в основании бетонной шпалой, то есть изменить предложенную последовательность, но я вижу ее именно такой: «поздний», «хомяк», «пьющий». Иначе говоря, можно избавить себя от излишнего напряжения мысли и не гадать: когда и каким таким образом кошка оказалась в моей квартире. Никаких чудес. Никакой мистики. Прошмыгнула легким кошачьим шмыгом. А я зевнул. Не до кошки было – раздевался, разувался, в одиночку толкаясь в прихожей. Редкая для меня снисходительность, но я в самом деле нередко ценю как скупость архитектуры так и скромность ее метража, подразумевающие близость стен к телу. Особенно когда немного «штормит» и тело, принимая волну, движется вместе с ней водоизмещающим корпусом, не в силах сопротивляться стихии, до полной остановки. А до полной остановки, в силу только что приведенных причин, совсем недолго. Очень полезное, как я уже заметил, удобство.

Потом я, помню, все еще в счастливом неведении о присутствии в доме чужака, мыл руки. По одной. Надо же было чем-то опираться на умывальник. Это заняло время. Когда щелкнул выключателем и вошел в освещенную комнату, кошка уже по-хозяйски устроилась на моем рабочем столе. Она завороженно, не моргая, смотрела на хомяка. И было в этом пристальном взгляде столько кошачьего откровения, что я сделал для себя засечку на памяти: поэкспериментировать однажды с гипнозом еды. Додумывать, чего именно мне бы следовало возжелать напряжением мысли от колбасной нарезки, мне было лень. А был бы трезв, определился бы сразу: вкуса.

Вольф Мессинг из кошки был никакой, а возможно, на хомяков ничьи чары не действуют. И даже самые одаренные носители тайного дара против них бессильны. Хомяки – натуры не слишком утонченные, хоть и не простаки. Проза Уильяма Гибсона им не по мозгу, как аранжировки Кейко Мацуи – не по ушам. А вот кошачьи когти хомяков вполне могут впечатлить. Когти на них действуют. Когти – да. Чары – нет.

У людей, к примеру, всё не так. У нас всё в обратной последовательности: сперва чары, когти потом. Особенно если речь о браке, карьере или вербовке. Однажды моя бабуля заметила, протирая слабовидящими глазами экран со шпионским боевиком:

– И чего это они все по зиме вербуют, когда Вербное воскресенье весной?

Хомяк быстро-быстро уминал за обе щеки высокомерно «неоприходованную» в течение дня еду. Опасался, бедняга, что кошка явилась за провиантом. Правильно опасался, однако незначительно заблуждался в пустяковых нюансах, оттенках, то есть кошачьих вкусовых предпочтениях. Меня кошка и взглядом не удостоила, лишь дрогнула хвостом коротко и нервно. Это все, на что я, с ее точки зрения, вправе был рассчитывать. В своем собственном доме!

– Исчезни по-быстрому, а? – посоветовал я ей для начала по-деловому и сдержанно.

Однако животное по-прежнему меня игнорировало, как боль в горле дурацкие полоскания. Я сдержался, нарочито безразлично пожал плечами и слегка неуверенно продефилировал на кухню. В конце концов, кошка была далеко не первой в этой жизни, кто пропускал мимо ушей мои советы, а тем более пожелания. О просьбах и предложениях вообще молчок. К тому же решетчатый замок, в котором отчаянно, через силу, как солдат-срочник, пировал хомяк, был неприступен и более крупным хищникам. Например, чрезмерно любопытному и столь же навязчивому в части знакомств лабрадору одного моего знакомого. Правда, пес на стол не запрыгивал, хватило ума; лабрадоры, говорят, настоящие «сократы» среди собак. Он быстренько пораскинул шкодливыми песьими мозгами, водрузил передние лапы на стол, и вот он, хомяк, как на ладони. Ткнул раз носом клетку в потешном подпрыгивании на задних лапах и… невольно отодвинул предмет изучения на недоступное для себя расстояние. «Вот так настоящие псы избавляются от ненужных искушений. Учитесь, убогие!» – нашелся он почти мгновенно, гордо оглядел собрание людей и со вздохом улегся в ногах у хозяина.

А кошка… Что кошка? Пусть наживает себе на здоровье язву желудка, если ей так нравится. Язву себе на здоровье…

У меня в армии был сослуживец. Один взвод делили. Так он с первого дня мечтал заболеть. Только не фигней какой-нибудь легко излечимой, а чем-нибудь “XO”, если с коньяками ровнять. Чтобы поскорее домой вернуться. Кто-то ему насоветовал, как язву желудка заполучить с гарантией: подолгу и пристально смотреть на еду, когда нестерпимо голоден. Мол, в два счета госпиталь обеспечен. Два пальца об асфальт. А там – полшажка до комиссии и вожделенный штамп в военном билете: «В мирное время не годен…» «В мирное…» – повторил я тогда про себя молитву слабака-собрата и подумал, что в мире иллюзий дураку рай. Как же это было чертовски давно.