«Возвращение чудотворной» и другие рассказы - Монахиня Евфимия Страница 27

* * *

И вот однажды, когда отец Михаил предавался мучительным, но бесплодным раздумьям на сей счет, в его доме раздался телефонный звонок:

В церкви. 1939 г. Худ. Николай Богданов-Бельский

– Привет, Миша! Узнаешь? Это я, отец Гермоген… Ну, то есть, Гриша Рудаков… мы еще с тобой вместе в семинарии учились, помнишь?.. Слушай, брат. Беда тут у меня стряслась. Представляешь, меня новый Владыка под запрет отправил. Сколько лет я в Церкви прослужил, и вот на-ка! Ума не приложу, что теперь делать…

Отец Михаил уже хотел сказать: «терпи, смиряйся, молись» и закончить разговор. В самом деле, что еще тут можно посоветовать? Только это… Однако с его губ вдруг сорвались совсем другие слова:

– Успокойся, Гриша, успокойся. Знаешь, что: а приезжай-ка ты ко мне в Ершовку. Помолимся вместе. За грибками сходим… я тут такие места знаю: рыжиков видимоневидимо! Сижков половим. А там, глядишь… все образуется. Господь милостив… Ну, приезжай. Жду.

По правде сказать, едва отец Михаил повесил трубку, как уже принялся сожалеть о сказанном. В самом деле, зачем ему вздумалось приглашать к себе отца Гермогена? Мало ли что они когда-то вместе учились в семинарии? Но как впоследствии разошлись их пути! Его покойный епископ Двинский и Наволоцкий Иринарх направил служить в Ершовку, в Троицкий храм… так он всю жизнь там и прослужил… Зато Григория, из карьерных соображений принявшего на последнем курсе семинарии монашеский постриг с именем Гермогена, Владыка Иринарх оставил при себе, в Преображенском соборе. Что поделать, если этот архиерей, будучи сам строгим аскетом, всегда привечал и приближал к себе тех, кто, подобно ему, избирал многотрудный и многоскорбный путь иночества? Немного позднее преемник епископа Иринарха, Владыка Нифонт, возвел иеромонаха Гермогена в сан игумена, а затем и архимандрита, и назначил настоятелем Успенской церкви, которая, после Преображенского кафедрального собора, считалась самым лучшим и доходным храмом Двинска. И что же? В ту пору отец Гермоген ни разу не удосужился пригласить бывшего товарища к себе в гости. Да что там! Сколько лет даже ни разу с Пасхой или Рождеством его не поздравил… А чего бы ему стоило это сделать? Вон, их однокашник, протодьякон Иоанн, хотя живет и служит в другой епархии, но никогда не забывает поздравлять отца Михаила с праздниками. Мало того – каждый год приезжает к нему в Ершовку на именины. Он не забыл их семинарскую дружбу. А вот отец Гермоген вспомнил о ней лишь после того, как угодил под запрет! Что ж, кто кому надобен, тот тому и памятен… Впрочем, отец Михаил не держит на него зла. Опять же – слово не воробей, вылетело – не поймаешь. Пусть приезжает. Какой ему от этого убыток? Никакого… Зато теперь будет с кем побеседовать и вспомнить молодые годы. Эх, и веселое же было времечко… одно слово, юность! Так что, пожалуй, правильно он сделал, зазвав к себе отца Гермогена. Хоть немного развеется… а то совсем покой потерял, думая, где бы взять денег на квартиру для Васеньки…

* * *

Через два дня после этого разговора архимандрит Гермоген пожаловал в Ершовку. Отец Михаил радушно встретил старого семинарского товарища. Даже прослезился, увидев перед собой вместо щуплого чернокудрого юноши, каким он помнил Гришу Рудакова, маститого, убеленного сединой старца. После чего оба священника уселись в зальце за скромной трапезой и принялись, как говорится, «беседовать за жизнь».

– Представляешь себе, брат, – горько вздохнул отец Гермоген, предварительно пропустив пару стопок «беленькой». – Неделю назад вызывает меня к себе новый Владыка…

* * *

Мог ли архимандрит Гермоген, отправляясь на аудиенцию к епископу Антонию, преемнику недавно переведенного на юг России Владыки Нифонта, ожидать, чем закончится для него эта встреча с архиереем? Тем более, что молодой епископ встретил отца архимандрита весьма любезно. Однако затем спросил его:

– Объясните мне, уважаемый отец Гермоген, на что Вами были потрачены церковные деньги?

– Какие деньги? – на широком румяном лице отца архимандрита было написано искреннейшее изумление.

Вместо ответа епископ положил перед ним копию банковского счета. Из оной бумаги явствовало, что в недавнее время с приходского счета была снята некая, весьма крупная, сумма церковных денег. Внизу стояла подпись получателя.

– Это Ваша подпись, отче? – поинтересовался архиерей, пристально глядя на отца Гермогена.

– Моя, – ответил тот.

– И на что же были потрачены эти деньги?

–  Ну… на разное, – замялся отец архимандрит.

– А на что конкретно? – настаивал епископ. – На что Вы их потратили?

– На приходские нужды, – нашелся отец Гермоген. – Тут ведь праздники были. Сами понимаете, Владыко, расходы…

– Хорошо же Вы праздновали… – горько усмехнулся архиерей. – Три миллиона как никуда… Отче… еще раз настоятельно рекомендую Вам пояснить: куда делись деньги, снятые Вами с приходского счета?

Вместо ответа отец Гермоген сдавленно вскрикнул: «ох, сердце, сердце…» и схватился рукой за левую половину груди. Казалось, еще миг – и он упадет со стула… Епископ побледнел, однако не потерял самообладания и нажал кнопку звонка на своем столе. В следующий миг ворвавшийся в приемную архиерейский келейник подхватил за плечи грузного отца архимандрита, который, похоже, был уже без сознания… И вдруг…

– А ну, не трожь! – рявкнул мнимый умирающий, вскакивая со стула и отшвыривая в сторону оторопевшего келейника. – Р-руки прочь!

…Через два дня курьер из епархиального управления принес отцу Гермогену на дом указ епископа о отчислении его за штат без права служения. Иначе говоря – под запрет…

* * *

…– Нет, ты представляешь себе, брат?! – бурно негодовал теперь уже заштатный архимандрит. – Меня… и вот так… вышвырнуть! Да я же столько лет в Церкви служу… между прочим, еще с тех пор, когда на веру гонения были! Можно сказать, я жизнь за Церковь положил! Так что не этому молокососу с меня отчета требовать! Да он еще под стол пешком ходил, когда я уже стоял у Престола! Молод еще меня судить…

– Отче! – не без ехидства полюбопытствовал отец Михаил. – А все-таки скажи: куда ты три миллиона-то дел?

– Потратил, – честно признался архимандрит. – Ну, понимаешь, хотел на старости лет куда-нибудь поюжнее перебраться, косточки больные погреть. А в монастырь уходить… не тянет меня туда, и все тут! Как там, бывало, покойный протодьякон отец Никодим (помнишь такого? эх, и голосище же у него был, прямо иерихонская труба!) шутил, что, мол, монастырь – это квас, да капуста, да семнадцатая кафизма… Не по мне такая жизнь! Неужели я не заслужил чего-нибудь получше? А что до денег… я же настоятель. Разве я не имею права хоть малую толику от них себе взять? В Писании как сказано: «не заграждай рта у вола молотящего»! Да и Сам Спаситель говорил, что «трудящийся достоин пропитания» (Мф. 10, 10). Да вот, похоже, нашлись доброхоты – донесли Владыке… Да как они могли? Пастыря своего предали, иуды! Это же Хамов грех – отца своего духовного предавать! Накажет их Господь за это!