Забытые письма - Лия Флеминг Страница 27

Забавно, конечно, но армейская жизнь уже кажется ему нормальной. Всеми этими традициями и правилами она так напоминает школу, этакий мирок в большом мире, живет по своим законам…

Настал черед испытать их ученье боем. Он лишь надеялся, что отвага не изменит ему, когда грянет наступление.

– Лейтенант Кантрелл! Сэр! – унтер-офицер прервал его размышления. – Беда, сэр. Молодой Босток будто умом тронулся, сэр. Кричит как безумный… Что он больше никогда не увидит своих малышей и что все мы погибнем.

Да уж, только паники в войсках не хватало, подумал Гай.

– Приведите его сюда, на свежий воздух. Я поговорю с ним.

Рядовой Босток был исполнительным, аккуратным солдатом, никакого особого беспокойства прежде не выказывал, такое отчаянье совсем на него не похоже.

Спустя несколько минут рядовой подошел к нему, отдал честь, но вид у него был совершенно растерянный.

– В чем дело? Не ожидал, что вы станете сеять панику! – Гай старался держаться сурово, хотя и видел, что мужчина явно удручен до крайности.

– Я ненавижу воду, сэр. Не переношу качку. Я родился в долине, вырос в долине. Море вселяет в меня ужас, страх божий, сэр… У меня дурное предчувствие. Ноги дрожат, кружится голова, и меня мучают видения, – рапортовал рядовой, стараясь унять дрожь.

– Какие видения? – переспросил Гай.

– Что я смотрю на моих товарищей, сэр. И у меня дурное чувство… Ни один из нас не вернется. Они все лежат на земле, разорванные на куски… Как в аду. Никто из нас не вернется домой целым.

– Довольно! Я не могу позволить вам распускать хандру. Вредно для боевого духа. Нервы – странная штука. Если у вас столько свободного времени, что вы так взвинтили себя, ступайте помогите мне на палубе. Мне надо проверить вот этот список, весь, полностью. Пометьте каждый пункт. А потом перепроверьте еще раз все сначала. Вперед!

– Да, сэр. Спасибо, сэр.

– Кругом, марш!

Гай надеялся, что поступил правильно. Отделить этого мрачного прорицателя от остальных просто необходимо. Без здорового боевого духа нам крышка, я должен укреплять уверенность и решимость. Хотя слова Бостока и его заставили похолодеть… А вдруг он прав? Увидим ли мы еще когда-нибудь Саутгемптон?

* * *

Снова ярмарочный день – вереницей тянутся повозки. Заодно фермеры хотят подковать лошадей, уже выстроилась целая очередь. Сельма ведет список, кто за кем. Огонь в кузнице разожгли с раннего утра, за ним надо следить. Сельма уже привыкает к едкому запаху дыма, жару и всей рутине. Но ей еще столькому надо учиться, сколько же всего она прежде не замечала… К концу дня у нее теперь всегда болят плечи. Но сегодня утром она осмелилась надеть старые рабочие бриджи Фрэнка – тускло-коричневые, потертые, они съезжают чуть не до щиколоток. Но в юбке только путаешься, да и опасно в ней в кузнице. Вот только что скажет на это отец?

Несколько лет назад девушки в брюках считались чересчур легкомысленными. Война, конечно, все переменила.

– Надеюсь, папу не огорчит мой новый наряд? – тихонько шепнула она матери.

– Для чистого духом всё чисто. Нет ничего постыдного в том, чтобы одеться разумно. Если, конечно, ты не собираешься разгуливать так по окрестностям, – ответила Эсси.

Но Эйса даже не заметил ее нового облачения. Он был слишком занят: Пейтли вот-вот должен был привести своего коня – ох и норовистого жеребчика.

– Главное, не дай ему понять, что ты напугана. Он почует, что ты новичок, и будет проверять, кто кого. Мы накинем ему веревку на шею и позовем маму, она поможет задние ноги спутать… Он быстро просечет, кто тут первый, так что, пока он здесь, постарайся, чтобы все инструменты были у меня под рукой. Ну а когда управимся, займешься метками для бараньих рогов… О, а вон той лошадке особые подковы нужны, видишь, колени у нее внутрь смотрят? Есть у нас смола?

Сельма вздохнула.

– На полке. Жестянка с бальзамом, наполовину полная.

Да, день будет долгим… Прошло несколько недель, и новизна ощущений от того, что она пожертвовала своей карьерой, сменилась унылыми буднями кузнечного подмастерья. Даже ей пришлось признать, что как ни старайся, а физической силы ей не хватает – столько всего приходится поднимать, опускать, окунать, обстукивать и прилаживать. От такой нагрузки мускулы становились все жестче и постоянно мучил голод.

После известия о гибели Ньютона никто дома не хотел есть, но постепенно жизнь брала свое, приходили все новые и новые похоронки, и черная одежда стала такой же привычной, как и задернутые шторы на окнах и панихиды в церкви. Ни один дом беда не обошла стороной. У викария погиб сын, и его жена ходит в глубоком трауре, как и все остальные.

Поначалу все были в недоумении: спору нет, занятие это важное, да только как же можно молоденькую девушку допустить в кузницу? Но потом вспоминали и другие примеры – и прежде случалось, что на место мужа заступала жена. И вскоре фермеры перестали замечать Сельму, словно и не она вовсе держала вожжи, поглаживала нервных лошадей… Волосы она убрала наверх и спрятала под шапку, соорудив что-то вроде грелки на чайник, так что выбивалось лишь несколько прядок. Да, она ничем не отличалась от щупленького деревенского паренька.

Мэриголд, встретив ее на днях, смотрела с ужасом и жалостью.

– Ты же испортила фигуру! И руки… Да ты просто с ума сошла! Как можно променять работу в школе на вот это! Ты же никогда не наверстаешь… Тебе меня не догнать теперь.

Как всегда, она сначала тараторила, а потом думала. Быстро же она позабыла о том, как флиртовала с Ньютом. Теперь она пишет письма какому-то юноше из Совертуэйта.

Сельму не особенно беспокоило людское мнение, она знала, что Ньют гордился бы ею. Фрэнк присылал наспех нацарапанные каракули о том, что он ухаживает за офицерскими лошадьми, служит в кавалерии. Она надеялась, он попросит разрешения вернуться домой, но, судя по всему, он не собирался этого делать – что ж, значит, ей остается оттачивать мастерство и постараться не испортить все дело.

Единственной радостью стали письма Гая – раз в неделю они мягко шлепались на коврик у порога. Он писал много, подробно рассказывая о своей жизни. Они теперь воевали на побережье, а однажды он прислал ей открытку с видом Руанского собора. Он так забавно описывал своих солдат и их чудачества, что она то и дело прыскала в голос. Рассказывал о том, как исполнительный Босток стал его ординарцем, как он теперь умеет гадать по кофейной гуще, словно бабка, зато вечно проигрывает в карты. Какое счастье, что он не видит ее такой замухрышкой, но такая уж у нее теперь форма.

Изредка она случайно ловила свое отражение в зеркале на туалетном столике – спутавшиеся волосы, железная пыль, въевшаяся в щеки, – и ей хотелось рыдать. Как же я устала от войны, что же эта проклятая война сделала с нами со всеми!.. А надо держаться, сохранять лицо, хоть с каждым днем это все труднее и труднее.