Три минуты молчания - Георгий Владимов Страница 27

— Пардон, шеф. Не понял.

— Потому что шоферами вы не работали.

— С чего ты взял?

— Просто. Ты гайку отвинчивал — сначала вправо подал, потом уже влево. Шофер так не сделает.

— Ну, шеф, это еще не улика.

— Ладно, — сказал я ему, — не закипайся. Не хочешь говорить — не надо, я у тебя не анкету спрашиваю. И что ты все — «шеф» да «шеф»? Заладил тоже! Я те не таксишник.

Я ушел к лебедке, смотать трос. Они думали — я не слышу.

— Действительно, — Алик ему сказал, — чего тут вилять?

— Ну скажи ему, скажи, бродяга. Чей ты родом, откуда ты. Свой будешь в доску.

А Бог с ними, с дурнями, я подумал, на судне-то разве утаишься. Все про тебя узнают, рано или поздно.

День на четвертый, на пятый, они помалу освоились, начали разбираться, что к чему. Еще больше вид делали, что освоились, по глазам было ясно — для них это темный лес: сто концов извивается, не знаешь, за какой взяться. И вот слышу — Дима кричит Алику:

— Брось ты эту веревку, мы одну и ту же койлаем. Вот эту бери, у меня под сапогом.

И берет Алик эту самую «веревку», мотает себе на локоть одной левой. А правая у него в кармане. Я его отозвал и сказал по-тихому:

— Не дай тебе Бог, салага, работать одной рукой. Что ты! Заплюют тебя, замордуют, живым не останешься.

— А кому какое дело, — спрашивает, — если я одной могу?

— Тем более и двумя сможешь. Надо, чтобы обе были заняты. И Димке это скажи.

— Это интересно!

— Ну, не знаю. А мой вам совет.

Однако не вняли они. А лишней руке кто же на палубе дела не найдет? Димку, правда, не очень стали гонять, он и послать может куда подалее, а этот — отзывчивый, рад стараться.

— Алик! — ему кричат. — Ты что там стоишь, делать тебе не хрена, сбегай к боцману, иглу принеси и прядины.

Алик не стоит, он ждет, когда ему поводец дадут — закрепить на вантине. Но бежит, приносит иглу и прядину.

— Алик! Иди-ка брезент стащим, я в трюм слазаю.

— Но у меня же…

— Без тебя справятся! Тащит Алик брезент.

— Алик, куда ты делся? Вот это — что за концы висят?

— Не знаю.

— А тебя и поставили, чтобы знать.

Распутался он с поводцами, лоб вытер. Теперь ему бондарь командует:

— Алик! А ну поди сюда. Обруча осаживать.

Бочек тридцать он задумал, бондарь, для первой выметки приготовить, и мы ему с Шуркой помогали. Справлялись вполне, салага нам был не нужен. Тут уже я не вытерпел.

— Иди назад, — я сказал Алику. — И стой, где стоишь. Всех командиров не слушай.

Бондарь усмехнулся, но смолчал, постукивал себе ручником по обручу. Руки он заголил до локтя — узловатые, как у гориллы, поросшие рыжим волосом. С отхода мы как-то с ним не сталкивались, я уже думал — он меня не запомнил. Но нет, застрял я у него в памяти.

— Ты жив еще, падло?

Улыбнулся мне — медленно и ласково. Глаза водянистые наполовину прикрыты веками.

— На, прими, — я ему откатил готовую бочку.

— И курточка твоя жива?

— В порядке. Мы чего с тобой не поделили?

— И в начальство пробиваешься?

Я засмеялся:

— Олух ты. В какое начальство? Над салагами?

— А приятно, когда щенки слушаются? Ты старайся, в боцмана вылезешь. Меня еще будешь гонять.

— Тебя-то я погонял бы!

А сами все грохаем по обручам. Шурка к нам прислушивался, потом спросил:

— Об чем травите, бичи? Мне непонятно.

— А нам, — я спросил, — думаешь, понятно?

Он поглядел подозрительно на нас обоих и сплюнул в море, через борт. Чайка тут же спикировала и взмыла — с обиженным криком.

— В таких ситуациях одному списываться надо. Советую.

— Пускай он, — говорю.

Бондарь ухмыльнулся и смолчал.

А салаги — я как-то вышел из капа, они меня не видели за мачтой, стояли одни на палубе, и Дима втолковывал Алику:

— …Природа, создавая нас двуногими, не учла, что мы еще будем моряками. Но есть один секрет. Шеф тебе не зря сказал: "Не смотреть на море". Обрати внимание, как они ходят по палубе. Она для них горизонт. На истинный горизонт не смотрят, а только на палубу. С ней наклоняются, с ней же и выпрямляются. А у тебя устает вестибулярный аппарат. И все время хочется за что-нибудь схватиться.

— Все ясно, Алик говорит, — и свежее дыхание пассата холодит нам кожу.

Ушли довольные. Только все за что-нибудь да хватались. А я встал на их место — интересно же, как это я хожу. И на что же я при этом смотрю? На палубу или на горизонт? Смотрел и вдруг сам за подстрельник схватился. А ну их в болото, так еще ходить разучишься.