Круглые кубики - Анна Мосьпанов Страница 27

Еще в понедельник он приходил к нам на ужин как ни в чем не бывало, шутил, хохмил, с упоением рассказывал о том, как отослал очередную пачку резюме, и вот-вот должны прийти ответы, в этот раз его обязательно возьмут на работу. А сегодня передо мной сидит как будто совершенно посторонний мужчина. Я его таким – в разных носках, с прыщами и мешками под глазами – не знаю! В голову полезли мерзкие мыслишки – ничего себе друзья, называется. Человек загибается, а нам – хоть бы хны.

– Гриш, что стряслось-то? – От волнения у меня пересохло в горле. – Я могу тебе чем-нибудь помочь? Ну не я, муж… не знаю. Гриш?! Ты вообще слышишь меня?

Гришка, никак не реагируя на мой вопрос, сосредоточенно запихивал в раздувшийся до непомерных размеров рюкзак мятые майки, плавки, какую-то очередную брошюру по программированию, прочее барахло.

Наконец поднял голову.

– Слушай, тебе чего-нибудь в Москву надо передать?

Понятно. Значит, опять за старое.

– В Москву? Да нет вроде… так навскидку ничего в голову не приходит. Савельские на той неделе улетели, так я им с собой книги для папиного друга передала. Они уже 20-го возвращаются. Гриш, а ты надолго? К осени назад или снова там в спячку впадешь?

Вопрос мой риторический, я задавала его уже тысячу раз.

Все происходящее сейчас очень напоминало старую, заигранную до дыр пьесу, где каждый из актеров так устал из вечера в вечер повторять одни и те же реплики, что произносит набившие оскомину фразы скорее по привычке, в надежде побыстрее отделаться и от партнера по сцене, и от сюжета как такового.

Гришка выпрямился, посмотрел на меня… нет, не зло, а как на неразумного ребенка, утомившего пустыми расспросами:

– Да достало все! Ну как ты не понимаешь? Мика, ну я не могу больше сидеть в этой конуре под крышей и с утра до вечера пялиться в ящик! Ну не могу! – Гришка привычно побагровел, лоб покрылся бисеринками пота, а очки в недорогой четырехугольной оправе почему-то мгновенно запотели. – У меня ощущение, что жизнь куда-то несется, причем по противоположной стороне улицы… Люди что-то делают, у них какие-то планы, все к чему-то стремятся. Я не идентифицирую себя с этой страной, понимаешь?

Мне стало скучно. Значит, опять отказали в месте. Гришка с упорством ослика рассылал резюме по округе, в радиусе двадцати километров, не желая сделать и шага в сторону. Когда ему – человеку бессемейному, не скованному никакими обязательствами – советовали не зацикливаться на нашем городе, а пробовать искать место по всей Германии, он только отмахивался. Зачем куда-то переезжать, когда можно спокойно сидеть на одном месте, получать пособие и искать себе неспешно работу? Когда-нибудь она, работа, обязательно найдет гениального программиста Гришку. А с места на место пусть неудачники скачут.

Когда наш общий приятель предложил Гришке место практиканта на фирме, где сам трудился программистом, Гришка обиженно надул губы. Он, специалист экстра-класса – и практикантом?! За гроши быть мальчиком на все руки?! Ни за что. Мы бедные, но гордые. «Они еще пожалеют», – эту фразу Гриша с маниакальным упорством повторял после каждого полученного отказа. Они еще пожалеют. Но никто почему-то не жалел, а Гришка по-прежнему едва сводил концы с концами на грошовое пособие, но подрабатывать идти не желал ни в какую. Только по специальности и только на хорошую ставку. Иначе – никак. Позади Москва.

Когда-то давно я пыталась спорить с ним, утешать, объяснять. Набор аргументов менялся от беседы к беседе, периодами мы готовы были перегрызть друг другу глотку, потом мне вдруг становилось жалко этого неприкаянного бедолагу, никак не способного определиться с тем, где же он все-таки хочет жить. Банальные истины из серии «всем трудно» и «иммиграция – это не курорт, учись приспосабливаться к окружающей действительности» до него не доходили, требования собраться и взять себя в руки Гриша воспринимал как акт личного оскорбления, а откровенные насмешки на предмет «ну тогда – домой, к маме, там уже манная каша поспела» его только распаляли.

В какой-то момент ведущий в никуда диалог становился утомительным для нас всех, и мы разбегались каждый по своим углам. Он – надутый как мышь на крупу. Я – убежденная в очередной раз, что «отлично» по предмету «формальная логика» было мне выдано в Московском университете авансом и ораторское искусство явно не принадлежит к числу моих неоспоримых достоинств. Муж давно перестал увещевать Гришку, поняв всю бесплодность этих попыток, и относился к нему как странноватому родственнику. Вроде и тараканов в голове столько, что впору ставки делать, а отказаться от общения невозможно. Родная кровь.

«Хрен с ним, – говорила я себе. – Не хочет и не надо. В конце концов, дорога назад всегда открыта. Сейчас, слава богу, не 70-е, гражданство при выезде никто не отбирает. Хочешь домой – вперед!»

Увлекшись своими мыслями, я не заметила, что Гриша давно накормил досыта свой потертый грязно-серый рюкзак, из распухшего брюха которого почему-ту торчали ласты, и сел передо мной на корточки, по-собачьи заглядывая в глаза. Зачем ему в Москве ласты?

– Микаэла, ну ты меня совсем не слушаешь! – Я так и не успеваю додумать, какая связь между ластами и городом Москвой. – Дело даже не в работе. Да я на это давно забил. Какой я программист, если уже столько лет… Эх, да что там. Понимаешь, я мог бы устроиться куда-нибудь, лишь бы работать… С другой стороны, такие гроши…

– Гриш, да тебе банально тошно. Скучно. Пойми ты, тупо сидеть дома и ждать, что тебя позовут куда-то – это идиотизм. Вдумайся только, ты за столько лет здесь НИ РАЗУ не работал по-настоящему. Все ищешь себя. Я бы на твоем месте…

Ну вот. Это был явный стратегический просчет с моей стороны. Сейчас начнется…

– Мика, иди уже, а? Ну чего ты тут торчишь. – Гришка начал метаться по своей крошечной кухоньке, расшвыривая попадающиеся под руку предметы. Недоеденный кусок сыра с плесневелой, отливающей малиновым корочкой вылетел в распахнутое окно. Чашка с остатками позавчерашнего кофе с грохотом обрушилась в раковину, а сам Гришка свирепо закрутил головой в поисках еще чего-нибудь, что можно немедленно швырнуть, пнуть ногой, растоптать.

Увы, кухня была практически пуста. За семь лет пребывания в Германии Гришка так и не удосужился обставить квартиру хотя бы по минимуму. Старый стол, когда-то притащенный из подвала, где его оставил кто-то из соседей, пара ободранных стульев, пластиковая посуда. Временное пристанище не очень опрятного холостяка. И сам Гришка казался в этой обстановке картонной фигурой, которую притащили на ярмарку на потребу публике.

– Устал я тебе объяснять. Вот еду я в транспорте, и, понимаешь, уставится на меня какой-нибудь немец и смотрит… И думает, вшивый иммигрант… У нас тут и так все разваливается к чертовой матери, пять миллионов безработных, а тут еще ты – получатель социальной помощи. А когда ты где-нибудь с акцентом говоришь… Ты видела их морды? Не, ну скажи, оно тебе надо?! Они, даже поняв тебя, делают вид, что не расслышали! «Повторите, пожалуйста, еще раз. Я вас плохо понимаю…» Тьфу, уроды!