Поэтесса. Короткий роман - Николай Удальцов Страница 27

– На ваших заводах ведь – коммунизм.

На этом месте я едва не зевнул.

Не оттого, что захотелось спать – просто я никогда не верил в коммунизм.

Хотя бы потому, что коммунизм никому не нужен.

Да и вообще, мне непонятна радость людей, низводящих своих современников до уровня пролетариата.

– Ну не коммунизм, так социализм – точно, – владелец пивных заводов явно не понял, что я ему сказал, и продолжил:

– А вам что – не нравится социализм? – удивленно спросил меня владелец пивных заводов и сетей специализированных магазинов.

И это действительно удивило меня.

Хотя мне давно уже пора было привыкнуть не только к тому, что у нас как нищий, так обязательно про социализм, но и к тому, что – как богатый, так – тоже.

– Нет. Не нравится, – улыбнулся я нашему гостю в ответ.

Мне давно легко разговаривать с богатыми людьми, потому что я от них стараюсь не зависеть; и оттого разговариваю с ними, как и со всеми остальными.

– Почему?

– Потому что социализм – это отказ от частной собственности, а значит, и от личной инициативы.

До социализма человека нужно «опускать», потому что нормальный человек больше социализма.

– По-моему, социализм можно было реформировать, – кандидат в депутаты заговорил о том, в чем не разбирался не только он, но и все остальные российские политики и экономисты. Во всяком случае – большинство из них.

– Что же реформировать, – проговорил я, – если частная собственность не только запрещена, но это запрещение – объявлено достижением.

Когда выбрана неправильная дорога, то не обувь менять надо.

А искать другое направление…

– …Знаете, я хочу войти в партию власти.

И не надо мне рассказывать о том – хорошая она или плохая.

Что бы там люди о ней ни думали.

– Да я и не рассказываю.

Просто некоторые явления сами рассказывают о себе больше, чем люди выдумывают о них.

– Ну, знаете, каждый народ имеет ту власть, которую он заслуживает.

Это – народная мудрость, – приписав народу то, что народ никогда не говорил и не думал, владелец пивных заводов заставил меня вступиться за народ:

– Это неправда, – довольно мягко возразил я строителю социализма без профсоюзов на пивных заводах:

– Власть всегда хуже своего народа.

Но не в этом дело сейчас.

– А в чем?

– В том, что я, например, заслуживаю лучшей и уж в любом случае более честной власти, чем та, что есть.

Так что или не повторяйте глупости про народ и власть, или не считайте меня народом.

– Но вы, по крайней мере, признаете, что эта партия побеждает на выборах?

По крайней мере, в этом ее достоинство, – все высказывания кандидата в депутаты держались на «честном слове».

И слово это честным не было.

– Признаю, – ответил я. А потом развил свою мысль:

– Правда, не вижу никакого особенного достоинства в том, что кто-то пообещает перед выборами больше, чем все остальные.

– Но большинство будет с нами! – как-то незаметно кандидат в депутаты перешел на шипящие восклицания.

– Ничего страшного в том, что в стране есть большинство – нет.

Важно, чтобы за большинство не было бы совестно.

– За большинство не может быть совестно! – наш гость мастерски перешел на восклицательно-утвердительнные знаки, явно гордясь своим мастерством, но забыв о том, что на говорение глупостей мастерства не бывает.

– Иногда – может, – довольно грустно ответил ему я потому, что мне не хотелось вступать в бессмысленный спор.

– Это – почему? – не унимался владелец пивных заводов.

– Потому, что большинство, кроме всего прочего, это – самое удобное место для подлецов.

И обычных прохвостов.

– А вы сами-то – за большинство? – поинтересовался кандидат в депутаты.

И при этом было совершенно очевидно, что ему безразлично не только то – поддерживаю ли большинство я, но и то – поддерживает ли большинство хоть кто-нибудь.

– Видите ли, ни для меня, ни для большинства нет никакой чести в том, чтобы быть заодно.

Да и не интересно мне это.

– Это – почему? – започемучил меня кандидат.

– Потому, что большинство у нас – какое-то «нижнее».

А мне неинтересно быть с «нижним большинством».

Я действительно последнее время редко бывал вместе с большинством. Хотя ни я, ни большинство, кажется, не придавали этому никакого значения.

Просто выходило так, что если, на мой взгляд, большинство было право – оно вполне обходилось без меня.

А если, на мой взгляд, большинство было не право – я вполне обходился без него.

В это время, не вставая с табуреточки у рояля, Лариса проговорила так тихо, что кандидат вряд ли расслышал, хотя начальник его охраны очень внимательно посмотрел на президента клуба современного искусства:

На все вопросы есть ответ

(Хотя, быть может – это шутка;

И все известно много лет…):

«Пусть с большинством

не станет жутко…»

Я видел, что Лариса импровизировала, и мне было приятно, что она делала это в поддержку мне:

…А с большинством я или нет?

Мне там, где я стою – не видно.

Но есть один простой ответ:

«Пусть с большинством

не будет стыдно…»

…В отношении большинства у меня было свое мнение.

Как и у большинства россиян.

Большинство у нас доверяет прежде всего своему вкусу. А потом уже – всему остальному.

Это происходит не оттого, что большинства хороший вкус, а потому, что у большинства вкуса нет.

И вкус заменяется обывательским понятием «нравится» или «не нравится»…

– …Но вы, во всяком случае, согласны с тем, что народ голосует за нас.

Об этом говорят цифры.

Вы хотя бы своим глазам верите? – кандидат в депутаты говорил тоном, предполагающим презумпцию его правоты, а я попытался припомнить – были ли в истории случаи, когда правда выяснялась голосованием?

– В последнее время я не всегда верю своим глазам, – вздохнул я. – Но я больше никогда не верю подсчетам на выборах.

– Почему же – только в последнее время?

– Потому, что не хочу соглашаться с тем, что это время станет последним.

– И что же такое должно быть у власти, чтобы она стала вызывать ваше уважение? – вопрос был задан таким тоном, что было очевидно, что спрашивающий уверен, что у современной власти есть все, что ей необходимо, для того, чтобы ей быть властью.

И я ответил:

– Совесть.

– Народ нас любит! – заявил владелец пивных заводов. А я сидел перед ним молча, потому что не знал – нужно ли мне подтвердить, что народ любит «партию власти» или сказать так, как есть на самом деле…