Мой одесский язык - Татьяна Соломатина Страница 27

И тут же рассказала ей дурацкий, сомнительного остроумия анекдот, запамятованный мною ещё в начале развала-передела: «Решил новый русский съездить на Украину. Друзья его отговаривают, мол, зачем тебе туда, лучше слетай в Египет, там уже все арабы русский выучили только за то, что мы им разговариваем! Он ни в какую. Хочет на Украину, и всё! Хоть кол на голове теши. Уехал рано утром, а поздно вечером уже вернулся. Друзья спрашивают, мол, что не так?

– Да я до Брянска доехал, а там, на границе, плакат висит. И написано: «Нехуй шастать!» Ну, я обиделся, развернулся и домой.

– Дурак ты! – отвечают ему друзья. – Языки учи! Не «нехуй шастать», а «нэхай щастыть!». Типа, счастливого пути!»

Мои все дружно грохнули. Наталья слегка виновато улыбнулась, а я почувствовала себя не «известной российской писательницей», а известной своим умением ляпнуть что-нибудь мимо кассы. Что и доказывать не требуется.

В воздухе Сегедской – Наталья вышла встретить нас прямо у подъезда – повисла «Pause». Из образовавшейся пространственно-временной дыры, прямо мимо нас, выплыла смело наряженная тётя с разодетой под детский утренник собачонкой. Мой издатель что-то ласковое сказал собачонке и потянулся руками. Его можно простить, он любит собак – у него у самого лабрадор.

– Тррррогать ннннизя! – заорала смело наряженная тётя и, отшвырнув крохотную собачку «под детский утренник», взвилась в воздух штопором и нанесла молниеносный удар «мамаша с гирей»… тьфу ты – маваши-гири. Припечатав подошвой своего сабо моему издателю прямо в нос.

Но тут кто-то нажал на «Play» – и пространство «отвисло». Оказалось, что никто издателю в нос ногой не засвечивал. Тётка с собачкой просто рявкнула, издатель – просто смутился, а менеджер и телеведущая никак не могли понять, с чего бы это я хохочу, а муж советует мне умерить воображение.

– Ну что, пойдёмте? – предложила наконец всей честной компании Наталья. Кажется, она очень радовалась, глядя на меня, что передача в записи, а не в прямом эфире. Ну, она же тогда ещё не знала, что я могу взять себя в руки и быть вполне себе приятным собеседником, не пользующим идиомы, говорящим на чистом русском языке и контролирующим альтернативные реальности.

Три этажа наверх, железная решётка, два пухлых охранника под вентилятором, коридор и двери-двери-двери, на каждой из которых наклеено объявление: «Нежные, ласковые, заботливые, большие! Отдам только в добрые руки!» – и фото выводка хорошеньких щенков, помеси алабая с кавказцами. Девять убойных единиц друзей человека. Один краше другого!

– Знакомьтесь, это Татьяна Соломатина! – представила меня всей разудалой съёмочной группе Наталья. – А это… эээ…

– Издатель! – представился издатель.

– Менеджер! – представилась менеджер.

– Муж! – представился муж.

– Вам не нужны щенки? – спросил меня звукорежиссёр. – Это мои! Я за них ручаюсь!

– Спасибо, но у меня у самой трое. Собак. Уже больших, – извинилась я. – И к тому же как я ваших щенков провезу? Россия же – заграница.

– О, нет проблем! Все бумаги сделаем! – возбудился звукорежиссёр, почуяв близкую добычу. – Я же только в хорошие руки. Разве могут быть у вас плохие руки? Вы же писатель, вы ими пишете! А с этими чудными щенками никаких проблем! Им нужен большой, просторный вольер, – и никаких проблем! Едят всё, что угодно! Покупаете раз в неделю двадцать килограмм говяжьего супового набора, ва́рите каждое утро с овсянкой, – и никаких проблем! Прививки обязательные от обязательного. Капли от клещей, а то у вас там, в России, клещи, – и никаких проблем! Занимаетесь с ними каждый день, иначе дурные будут, гуляете каждый день по два часа, а то толстые будут, – и никаких проблем!

– Отстань от человека! – сказали все хором звукорежиссёру.

– Я всё знаю, у меня своих трое! – пискнула я.

– А я сейчас собачку погладить хотел, так меня чуть не убили! – печально прокомментировал издатель.

– Про языки ещё, про языки! – завопила я, боясь испортить мимокассовую репутацию. – Сидели мы как-то с издателем в ресторане питерской «Гельвеции», а нам меню на английском принесли, чёрт знает почему. Наверное, потому что мы прилично выглядели, а говорить – не говорили, только смеялись всё время, как будто только что из Амстердама. Я ему, издателю, и читаю из списка Main dishes, а он не понимает ни фига, хотя только-только соловьём про «Дорчестер» заливался. Спрашиваю: мол, а как же ты в том дрочестере ел, что хотел, бедолага? А он мне: «Не в «Дрочестере», а в «Дорчестере», – ах я, сирота казанская, не знаю особенностей Russian-English фонетики, ха! – и ел, что хотел, потому что в Англии все давно по-русски говорят и не мучаются, не то что в Украине!»

– Давайте начинать! – всплеснула руками ведущая.

Издатель слегка надулся.

Менеджер и муж опять хихикали.

– Вам не нужны щенки? – переключился звукорежиссёр на издателя, менеджера и мужа…

– Татьяна, пройдёмте! – нежно, но строго сказала ведущая. – Надо загримироваться!

– Можно, я не буду гримироваться? – я изобразила попрошайные глаза своей младшей собаки Васи. – Там на улице тридцать восемь, а мне потом на интервью…

– Ну мы чуть-чуть! Чтобы не бликовало.

– Ну если чуть-чуть… И чтоб не бликовало…

Мы взошли на подиум и присели в стулья друг напротив друга. Откуда-то выбежала тощая девчушка в ярко-оранжевых дредах, с огромной кистью наперевес, и принялась обрабатывать ею моё лицо. Я с ужасом вспомнила, что на мне белая майка.

– Это не сыпется? – осторожно поинтересовалась я.

– Это – не сыпется! – с достоинством ответила она и горделиво тряхнула копной ярко-оранжевых дредов. С них что-то посыпалось.

Сзади и спереди стояли камеры. С одного из экранов на меня смотрела аккуратная ладная ведущая элегантного возраста. С другого – толстая помятая тётя без возраста. В белом и с огромным носом. Утром в зеркале «тётя» выглядела гораздо лучше. Ну да после «Апокрифа», «Свободы мысли», «Картины маслом», «Pro жизнь» и прочих наших отечественных токнутых шоу, где никто никого не слушает, умными и красивыми выглядят только ведущие, а все остальные – обрезанными (не поймите неправильно), толстощёкими, коротконогими тупицами, мне уже было абсолютно всё равно, как я выгляжу в матрице. Немного поразмыслив о том, как умудряется дряхлый, морщинистый, скованный в движениях мусье Ерофеев выглядеть на экране пристойным, почти годным к употреблению мужчиной поздних лет, а я – красавица и умница – тем, чем я сейчас выгляжу, я решила не множить вопросов, на которые нет ответов, и попросила чаю.

– Ну что, работаем? – всё так же нежно, как прежде, уточнила ведущая.

– Да по фигу, – махнула я ручкой. – В смысле – да, конечно. Надеюсь, пол в студии не провалится. А то меня тут уже ждали одни, а у них пол провалился.

– Ой, ну что вы!.. – замахала на меня Наталья, явно проглотив фразу: «Типун тебе на язык!»