Черновик - Михаил Нянковский Страница 26

– Вот-вот, – согласился Сергей, – и я тоже выживаю…

– С филологией совсем расстались или пишете что-нибудь?

Сергей тяжело вздохнул:

– Да нет, честно говоря, времени не хватает.

– Понимаю-понимаю. А я вот, знаете, все же при словесности остался, – сказал Ильич и, прихлебывая пиво, стал оживленно рассказывать Сергею о своем журнале.

Сходив за второй кружкой, он вернулся к столику и, став вдруг серьезным, пристально посмотрел на Гордеева:

– А скажите честно, Сережа, хреново?

Сергей помолчал какое-то время, глядя в свою кружку, потом сделал большой глоток и поднял глаза на собеседника:

– Честно? Хреново.

– Вот что, коллега, сейчас мы допьем пиво и разойдемся по домам, а завтра часикам к одиннадцати приезжайте ко мне в редакцию. Советская, 8а, второй этаж. Есть у меня к вам предложение, о котором стоит поговорить натрезво.

Ильич выбил Сергею ставку корреспондента, выдав приличный аванс, поскольку, при всем уважении к филологическим способностям Гордеева, не мог позволить своему новому сотруднику являться в редакцию, а тем более брать у приличных людей интервью в одежде, годной разве что для пивной.

Поначалу возвращаться к созданию текстов было трудно, и Сергею приходилось корпеть над каждой небольшой заметкой по нескольку часов, чтобы подобрать нужное слово, притереть его к другим, убрать бесконечные повторы и достичь того уровня ясности в выражении собственной мысли, которая устраивала бы его самого. Ильич деликатно, но настойчиво правил его материалы и охотно общался с Сергеем, поскольку с ним его связывало общее прошлое и говорили они все-таки на одном языке, в то время как остальные сотрудники были либо моложе, либо пришли в журналистику, минуя филологические штудии. Постепенно отношения Сергея с Левиным стали почти дружескими, и вот теперь после нескольких лет жизни душа в душу на них предстояло поставить крест.

Сергей подал заявление об уходе, не сказав Левину ни о встрече с Харченко, которая состоялась после того, как он, преодолев мучившие его сомнения, все же нашел старую визитку олигарха и позвонил ему, ни о том, как внимательно выслушал председатель Областного экономического совета концепцию нового журнала, изложенную Сергеем, ни о том, как через несколько дней тот сам позвонил ему и сообщил, что переговорил с членами Совета и они готовы вложить средства в создание нового журнала.

Сергей вообще никому не говорил об этом в своей редакции, но то ли утечка информации произошла независимо от него, то ли коллеги догадались, что если Гордеев уходит на пике успеха, то, значит, он задумал что-то свое, но, так или иначе, сотрудники журнала один за другим начали шепотом заговаривать с Сергеем о его новом проекте. И вскоре он понял, что проблем с кадрами у него не будет: многие откровенно говорили, что хотели бы уйти вслед за ним. Даже фотограф Танечка как-то раз остановила его в коридоре и спросила:

– А что, Сергей Леонидович, вашему новому журналу, случайно, фотокорреспонденты не нужны?

Сергей пристально посмотрел на нее и сказал:

– Таня, лучшего специалиста, чем вы, я все равно не найду. Только давайте раз и навсегда договоримся: кто старое помянет…

– Знаю-знаю, Сергей Леонидович, – перебила его девушка и улыбнулась. – Какой же фотограф захочет остаться без глаза?! Ни-че-го не бы-ло, – проговорила она по слогам со сдержанной улыбкой. – Договорились?

– О’кей. – Сергей кивнул и двинулся дальше по коридору.

Харченко и его коллеги возлагали серьезные надежды на новый журнал, они арендовали для редакции роскошное помещение в центре города, с легкостью утвердили штатное расписание, предложенное Сергеем, а оклады, гонорары и премии, которые ему, как директору и главному редактору, удалось согласовать со своими учредителями, разительно отличались от тех, что получали сотрудники у Левина. Естественно, к нему потянулись его коллеги по старому журналу, и лучших корреспондентов, дизайнеров, верстальщиков он с удовольствием взял в штат.

Не мудрствуя лукаво, новое издание назвали «Бизнес и общество», да и в оформлении обложки угадывался знакомый дизайн. Сергей пошел на это сознательно: он знал, что уже давно журнал Ильича ассоциировался с его именем (он не раз слышал, как говорили: «Вы читали у Гордеева в журнале?..»), и хотел сразу дать понять читателям, что это издание – именно его детище. Левина он больше не видел, но вскоре узнал, что журнал «Власть и общество» было решено закрыть.

Сергей понимал, что семьдесят процентов успеха нового дела – это опытный главбух и надежный зам. Бухгалтера, сорокашестилетнюю Анну Евгеньевну, ему порекомендовал сам Харченко, а место своего заместителя он предложил Толе Латынину, который учился с ним в параллельном классе и с которым они дружили еще со школы. По окончании пединститута Толя пошел преподавать в школу английский язык и довольно быстро женился на своей однокурснице, скромной и обаятельной Маринке Пустоваловой. Правда, вскоре после свадьбы с ней произошла неожиданная перемена. Подобно жене смиренного Дмитрия Ларина, она «открыла тайну, как супругом самодержавно управлять», и сделала это не меж делом и досугом, как пушкинская героиня, а меж досугом и досугом, ибо, выйдя замуж, решила, что работать ей не обязательно, а содержание семьи – это исключительно Толина задача, в то время как ее дело – заботиться о себе любимой. Поскольку на учительскую зарплату удовлетворить растущие потребности супруги Латынин не мог, о чем она ему напоминала с завидной регулярностью, он занялся репетиторством, взял почасовку у вечерников в родном вузе, стал водить по городу экскурсии для англоязычных туристов, переводил для журналов технические тексты, но все равно получались копейки. Поздно вечером он с трудом приходил домой, где его ждали пустой холодильник, гора немытой посуды, переполненное мусорное ведро и жена, сидящая у туалетного столика с недовольным лицом. Несмотря на боязнь испортить фигуру, через два года после свадьбы Марина все-таки родила Толику сына, но материнство, которое иногда самых несгибаемых женщин делает нежными и ласковыми, никак не сказалось на ее характере. Теперь, когда Толик едва ли не ночью возвращался с работы, она встречала его истерическим воплем: «Ну наконец-то ты пришел! У меня уже руки отваливаются!» – и вручала ему орущего Сеньку. Толя покорно убаюкивал малыша, мыл посуду, выносил мусор и готовил ужин из приобретенных им по дороге продуктов. Он делал все это на протяжении двенадцати лет, но и его терпению пришел конец. Он оставил бывшей жене квартиру, сделал попытку забрать себе сына, но суд, перед которым Марина предстала безутешной матерью и жертвой постылого мужа, собирающегося отнять у нее единственную радость в жизни, встал на ее сторону.

Толя, снявший комнату в коммуналке, каждую неделю забирал мальчика на выходные, ежегодно ездил с ним в отпуск, не встречая возражений со стороны бывшей жены, которой необходимо было свободное время для устройства личной жизни. О своей личной жизни Латынин вспомнил только через восемь лет, когда Сенька уже учился в институте. Он познакомился с очаровательной девушкой Элей, которая была моложе его лет на пятнадцать. Сергей был свидетелем на их свадьбе и любовался то своим старым другом, которого давно не видел в таком благостном расположении духа, то его красавицей невестой, которой был благодарен за возвращение Латынина к жизни.