Убью кого хочу - Алексей Тарновицкий Страница 26

– Куда? – обернулся мент с переднего сиденья. – Тебе что, браслеты надеть? Это можно, только попроси.

– Пожалуйста! – взмолилась я. – Мне очень надо… на минутку! Только войти и выйти! Выпустите меня на минуточку, я сразу же вернусь. Ну, пожалуйста!

– Езжай! – скомандовал шоферу сержант. – Надо ей, понимаешь ли… Приспичило, что ли? Потерпи, тут недалеко.

«Газик» дернулся и, переваливаясь на колдобинах, выехал из подворотни. Я успела заметить изумленное лицо нашей соседки по подъезду. Еще бы не изумиться! Арестованную Сашу Романову увозят на ПМГ в сопровождении двух ментов, как какую-нибудь опасную преступницу! Но в тот момент я не думала о себе – только о маме, о том, каково ей приходится сейчас. Думала?.. – правильней было бы сказать, что я сходила с ума от беспокойства.

Путь и в самом деле оказался недолог. С Крюкова канала мы свернули на Садовую, немного проехали вперед и почти сразу остановились на углу Большой Подьяческой, у старого здания с пожарной каланчой. Милиционер распахнул передо мной дверь «газика»:

– Выходи!

Я спрыгнула на тротуар. Голова моя кружилась, ноги казались ватными.

– Вперед!

Мент подтолкнул меня в спину. Мы вошли в подъезд, спустились по лестнице.

– Налево! Вперед!

Подгоняемая короткими, как щелчок хлыста, приказами, я шла по пустому полуподвальному коридору.

– Стой! Лицом к стене! – сержант зазвенел связкой ключей, выбирая нужный. – Заходи!

Он втолкнул меня внутрь и захлопнул дверь. Я осталась одна в пустой комнате, почти камере. Крашеные стены – пожелтевшая от времени побелка сверху, грязно-зеленая масляная краска внизу. Высоко от пола, так что не выглянуть – подвальное окошко с мутным стеклом и тенью наружной решетки. Голая лампочка, свисающая с сырого облупившегося потолка. Разводы плесени по углам. Из мебели – пятнистый от чернил конторский стол со стулом и табурет. Что делать теперь? Сесть? Остаться стоять? После серии команд-щелчков я пребывала в состоянии унизительной слабости, когда человек затрудняется самостоятельно принимать даже простейшие решения. Никто не приказывал мне сесть, а сама я не могла уже решиться ни на что.

Шло время – пять, десять, пятнадцать минут, – а я все стояла посреди камеры, боясь сдвинуться с места. Зачем они приволокли меня сюда? Для чего? Что ждет меня дальше? Коричневый табурет вдруг напомнил мне о другом, таком же, в квартире у старика… как его?.. – Алексея Ивановича, вот как. Алексея Ивановича Плотникова. Имя убиенного деда, слышанное мною от следователя месяц тому назад, всплыло в моей памяти с такой ясностью, будто я вспоминала о нем по нескольку раз в день.

– Погоди-погоди, – сказала я себе. – Какого-такого убиенного? Он умер сам, помнишь? И то, что это произошло у тебя на глазах, еще не означает, что ты убила его. Поняла?

– Поняла…

Обычно подобный диалог внутри меня ведут я-умная и я-не-очень, но в этот раз я понятия не имела, кто из них произносит какую реплику. Все смешалось в моей голове, как в чьем-то там доме… – в чьем? Ага, как в доме 7-а… – или 7-б?.. по улице Сапера Кузькина… – или он был партизаном? Я вновь посмотрела на старую табуретку и поскорее отвела взгляд – ну да, в точности такая… А вдруг это не случайно? Вдруг старикан вовсе не умер? Нынче ведь откачивают и после тяжелых инфарктов. Вдруг вот прямо сейчас откроется дверь, и войдет он, Алексей Иванович Плотников, в растянутой голубой майке, трусах, куполах и резиновых сапогах на босу ногу? Войдет – правая рука за спиною – глянет, ощерится стальной ухмылкой:

– Ты что же это наделала, девка?..

Мороз пробрал меня по коже, я попятилась к столу, вцепилась в его щербатый край. Шаги! Из коридора явственно слышались приближающиеся шаги! «А за спиной у него нож! – мелькнуло у меня в голове. – Тот самый, хлебный! Что делать? Что делать?» Когда дверь стала открываться, я была уже на грани помешательства и с трудом удерживалась от того, чтобы не завопить во все горло. К моей неописуемой радости, это был вовсе не дед с ножиком, а всего лишь оперуполномоченный капитан Знаменский с портфелем. Я перевела дух.

– Это ничего, что я без стука? – осведомился капитан, проходя к столу. – Тут, знаете ли, не принято…

Он сел, открыл свой пухлый портфель и принялся в нем копаться.

– Садитесь, голубушка Александра Родионовна, садитесь. В ногах правды нет. Правда, она туточки, в папочке… – Знаменский положил на стол знакомую папку с тесемками. – Узнаете? С тех пор, как вы ее видели, эта папочка сильно поправилась, правда? Скажу вам больше: она уже не одна. Папочки не любят одиночества…

Знаменский вытащил вторую папку, еще толще первой, и впервые поднял на меня глаза. Их я тоже узнала – водянистые, бесцветные глазки в лучиках белесых ресниц. Белесых, как белая ночь.

– Ну, что же вы не садитесь? Будьте любезны, голубушка. Вот табуретик. Он только на первый взгляд хиленький, а вообще-то и слона выдержит… – опер хихикнул. – Сиживал тут, знаете ли, один исторический персонаж по кличке Слон. Знаменитейший был гоп-стопник в свое время…

Я осторожно присела на табурет. Оказалось и в самом деле не так страшно.

– Ну вот… – Знаменский удовлетворенно прихлопнул обеими руками по своим папкам. – Теперь можно и поздороваться. С добрым утром, любезнейшая Александра Родионовна!

– Здравствуйте, – выдавила из себя я.

Оперуполномоченный расплылся в улыбке.

– Как вы поживали все это время, позвольте узнать? Я-то, честно говоря, с трудом перенес нашу разлуку. Если бы не работа… Работа она, знаете ли, лечит любые сердечные раны, дражайшая Александра Родионовна. А вы, насколько я осведомлен, тоже не сидели спустя рукава. Ведь так? Так? – он дробно рассмеялся, грозя мне пальцем. – Сессия, экзамены, само собой. Да и по молодому делу тоже ведь погулять хочется: белые ночи, такое настроение, хочешь – не хочешь, а действует… Да… Но меня-то другой вопрос интересует, голубушка. Подумали ли вы о нашем с вами совместном дельце? И если да, то что при этом решили? Неужели вам и теперь нечем со мной поделиться? А? Совсем-совсем нечем? Ну, что же вы молчите? Скажите что-нибудь. Не могу же я один отдуваться, поддерживать, так сказать, беседу…

– Зачем вы меня сюда притащили? – хрипло проговорила я. – Что вам от меня надо?

Знаменский всплеснул руками.

– Зачем сюда? – переспросил он. – Конечно, я мог бы привезти вас в другое место. Но уверяю вас, там намного, намного хуже. А тут и от дома вашего близехонько, и вообще. Здание-то историческое, голубушка Александра Родионовна, причем в высшей степени. А ну-ка проверим ваши, так сказать, краеведческие знания в рамках школьной программы: что тут помещалось, в этом интереснейшем доме с каланчой?

– Пожарники?

Капитан расхохотался.

– Пожарники… – повторил он, доставая из кармана платок, чтобы вытереть выступившие слезы. – Пожарники… Мы с вами находимся, дражайшая Александра Родионовна, в так называемом Съезжем доме, а попросту говоря, в полицейском участке. Да-да, представьте себе. Третья Адмиралтейская часть управления петербургского градоначальника и столичной полиции, прошу любить и жаловать. Сюда царские приставы преступников таскали на допросец. Воров, мошенников, а бывало, и убийц. Или, как тогда говорили, убивцев. Может, тут на вашем месте сам Родион Романович Раскольников сиживал, а на моем – сам Порфирий Петрович. Помните таких персонажей?