Смешанный brак - Владимир Шпаков Страница 26

– Да, помню о своем обещании. Встретимся завтра у входа. Вы дорогу найдете?

– Не беспокойтесь, – говорит Регина, – найду.

«А я – найду? – думает Вера. – И есть ли она вообще – моя дорога?»

У входа в «мертвый дом» на удивление многолюдно: там собралась группа молодых людей, вроде как митингующих. «Нашли место…» – думает Вера недовольно. Она видит в руках молодежи транспаранты, и вдруг будто током пронизывает: Норман! Нет, он не в толпе, скорее, над толпой, его изображение реет на одном из плакатов, потом исчезает. Вера заходит сбоку и опять видит печальное лицо ребенка с недетским взглядом. Кажется, Вера знает эту фотографию, увеличенную и превращенную в плакат. Плакат колышется под легким ветерком, и лицо корчит гримасы, подмигивает, короче, оживает… А следом второй шок: сестра! Тоже плакат, и тоже вполне известное фото, Вера когда-то сама его сделала «Полароидом», подаренным Францем.

Вера озирает толпу, инстинктивно ища главного. Надо прекратить это безобразие, то есть свернуть плакаты и убраться отсюда! Только никто и не думает убираться, напротив, один из молодых, в черной кожанке, бросается к ней и, обернувшись, кричит срывающимся голосом:

– Ребята, это ее сестра!

Откуда они знают?! Веру берут в кольцо и наперебой говорят, с горящими глазами, брызгая слюной.

– Это неправда!

– Это ложь!

– Ее обвинили неправильно!

Вера беспомощно озирается.

– Что вы имеете в виду? Что – ложь?

– Все – ложь! А судебный процесс – фарс!

Вере вдруг делается страшно: она не робкого десятка, но оравы всегда побаивалась. Толпа – и в Африке толпа, растопчут и не заметят…

– А ну пустите! Дайте пройти, вам говорят, иначе позову охрану!

Голос Регины звучит спасительным колоколом: ну слава богу! Вскоре среди горящих глаз появляется ее лицо, и на этом лице – ни малейшей растерянности.

– Эй, ты! Еще раз тронешь меня, сядешь в такое же заведение, только для здоровых! Понял, щенок?!

Схватив Веру за руку, она тащит ее по ступеням.

– Ничего не бойтесь! – шепчет Регина на ухо. – Фанатики легко подчиняются силе!

– Мы сила? – сомневается Вера, и Регина уверенно кивает.

– Я вас понимаю, молодые люди, – оборачивается она перед дверью. – И даже готова пообщаться с каждым в отдельности.

– Прямо здесь? – ухмыляется кожаный.

– Не здесь, на рабочем месте. Ну-ка, подойди сюда! Подойди, подойди!

Будто притянутый за веревку, тот приближается, а Вера вдруг вспоминает, где его видела. Он был одет иначе, но глаза горели так же, особенно когда раскрывал рот Руслан-не-помню-как-по-батюшке (иначе говоря – Учитель). Что характерно: тот обычно говорил тихо, а ощущение создавалось, будто громогласно вещают с трибуны – такая воцарялась тишина. Этот парень сидел в первом ряду, а по окончании месседжа, вскочив с места, громче всех зааплодировал.

Сейчас аплодисментов не слышно, однако несколько визиток Регины он все же берет.

– Раздай своим товарищам. И не смей их выбрасывать, понял?

Кожаный натужно усмехается, видимо, его желание угадано. Только побеждает желание Регины, она явно сильнее.

– Внушаемый мальчик… – шепчет она Вере. – Они тут все, как я вижу, невротики, а может, и психопаты…

Это верно: психопаты, если требуют полного и безоговорочного оправдания сестрицы, о чем возвещает один из плакатов.

– Скрываемся за дверью… – тихо произносит Регина, и вскоре толпа остается снаружи.

Конфликт на ступенях меняет расклад: Регина теперь в сильной позиции, Вера же, получается, ей обязана, а значит, должна содействовать. Что она и делает, когда начальница изучает документы психолога, прихватившей с собой кучу каких-то удостоверений, дипломов и т. д. Начальница вертит в руках бумажки, поднимает глаза на Веру.

– Вы-то не возражаете?

– Не возражаю, – отвечает та.

– Точно не возражаете?

– Да точно, точно!

– А то тут одна привела на свидание родственника, так они прямо на КПП драку затеяли. Право на опеку не поделили, от этого ведь зависит, кто жильем распоряжаться будет. У вас с этим в порядке?

– С чем? – Дергает плечом Вера.

– С жильем. Квартирой распоряжаетесь вы?

– Слушайте, это что – допрос? Какое вам дело до моей частной жизни?!

Она чувствует, как сжимают запястье. После чего, мило улыбаясь, Регина щебечет о незаинтересованности в материальных делах. Меня, растолковывает она, интересует только душа. Душа по-гречески – «психе», отсюда и слово «психология», понимаете?

– А вы понимаете, куда пришли? Тут такие «психе» сидят, что мама не горюй!

Когда охранник вводит сестру, Вера ловит реакцию Регины. Надо же, как интересна темнота! Как ей хочется проникнуть в искореженную психику! Если ты, допустим, имущество бедным раздаешь или заботишься о жертвах природных катаклизмов, ты не интересен, а вот эта, с волосами-паклей, подозрительно косящаяся на незнакомку, пробуждает жажду познания!

– Не бойтесь меня… – говорит Регина. – Я ваш друг.

– Вы мой друг? – не верит сестра.

– Да, я человек, который хочет поговорить с вами по душам.

Люба спрашивает взглядом: дескать, можно верить этой доброхотке? Вера кивает, хотя понятия не имеет: можно ли верить? Можно ли применять записывающую технику – она тоже не знает, поэтому косится на охранника. Но тому, похоже, по барабану диктофон; не замечает его и сестра. Регина задает вопросы про два мира, которые в лице представителей разных культур сходятся. Или, наоборот, не сходятся, поскольку что-то мешает. Что же именно мешает?

– Кому мешает? – не въезжает сестра.

– Мирам. Точнее, их представителям.

– Представителям?

– Ну да, ведь каждый из нас – типичный представитель определенной культуры. Так сказать, полпред…

– А-а, полпред! Это я знаю, в кино недавно видела полпреда!

– Вам здесь показывают кино?

Раздается скрипучий голос охранника:

– У них телевизор в комнате отдыха – с десяти утра до десяти вечера.

Регина благодарит за разъяснения и опять сыплет вопросами. Может, мешают культурные клише и стереотипы? Один привык стол накрывать так, замуж выходить так, а детей крестить – этак… Люба улыбается краешками губ, затем выдает:

– Неважно, крестить можно и так и этак.

– Не поняла… Поясните, пожалуйста.

– Ну как же: мой Норман, к примеру, был крещен дважды. Вначале Франц крестил его в католической кирхе. А потом, когда наши миры, как вы говорите, перестали сходиться… То есть когда они стали расходиться, я отвела сына в православную церковь, и его окрестили по-нашему. Первый раз было неправильно, вот что я скажу. Норман ведь наш, он этот самый…