Повинная голова - Ромен Гари Страница 26

Солнце уже провалилось в Океан, когда он подъехал к Дому Наслаждения. Упало несколько теплых дождевых капель. У, входа в пролив появилась пирога с балансиром, в ней находились четверо молодых людей в парео: у каждого был цветок за ухом, и тела их алели как бронза в последних закатных лучах. Они гребли, распевая старинное маорийское утэ [36], происхождение которого забылось вместе с древними богами. В нем рассказывалось о Млечном Пути, именуемом «длинная голубая акула, пожирательница звезд», и о Венере, облаченной в ночное платье, taurua о hiti ete a hiahe. Это были немцы, недавно открывшие новый модный ресторан «Сен-Троп» в Пунаауиа.

Меевы дома не было. Кон растянулся на сыром песке, приложив щеку к родине-матери, и белая пена набегала на его шею и волосы. Прибой смывал следы человека, ржавая луна бродила по краю грозы цвета индиго, а Океан нес порфиру утонувшего солнца. Со стороны пальмовой рощи лениво полз дымок костра, где жарился поросенок. Над рощей возвышалась гора, неожиданно близко, вне законов перспективы. Прильнув лбом к земле, словно прося у нее прощения, Кон чувствовал себя почти в безопасности, хотя остался с глазу на глаз со своим главным врагом. Никто, даже Бизьен, ни о чем не догадывался. Ему удалось исчезнуть, раствориться бесследно в новом, им же созданном персонаже. Чтобы жить счастливо и беззаботно, достаточно избавиться от надежды и от любви к ближнему. Это и называется «душевный покой» на человеческом языке. Он подумал о Дейве Рейкине, величайшем трубаче со времен Иерихона, который провел сорок пять зимних ночей у Берлинской стены, играя на трубе, — исключительно ради того, чтобы возвестить о своей вере в человеческое вдохновение и в его победу над величайшей силой всех времен — Глупостью. В ашраме Пондишери Карков, которого Нильс Бор и Планк считали одним из крупнейших теоретиков современной физики и который однажды вдруг исчез с научного горизонта, на протяжении двадцати лет выводил каллиграфическим почерком свои переводы Вергилия на санскрит, а потом уничтожал их по мере продвижения работы, ибо даже такой вклад в цивилизацию был несовместим с его стремлением к самоустранению.

Что же до Христа… Державные власти нашего мира зря так старались и с самого момента Его исчезновения вели против Него тайную борьбу, боясь, как бы Он внезапно не объявился снова и не испортил им все своими крамольными проповедями. Нет, с этим покончено. Кон был уверен: Христос твердо решил не вмешиваться, Он теперь и пальцем не шевельнет. Он бастует, и так будет продолжаться, пока царит над землей созвездие Пса.

Скорее всего, Он бродит из страны в страну в разных обличьях, чтобы никто не узнал Его и не водворил на место, на крест. Его нынешний образ далек от традиционного, и никто не догадывается, что Он здесь, перед колонной танков, среди шашек со слезоточивыми газами и полицейских дубинок. Все враждебные Человеку силы ищут Его напрасно, пока созвездие Пса правит миром. Случалось, Его выдавали глаза: в них полыхал такой гнев, что полицейские автоматически спрашивали у Него документы. Документы были фальшивые, но сходили за настоящие, потому что Он делал их сам, — единственное чудо, которое Он себе позволял. Больше всего Он жалел, что в первый раз позволил распять себя в минуту слабости. И не из-за крестной муки, а потому что с тех пор у них это вошло в привычку, им понравилось.

Распятие оказалось для псов вкусной косточкой, которую они не могли забыть, и им постоянно хотелось еще. Они распинали направо и палево кого ни попадя, лишь бы снова испытать это ни с чем не сравнимое удовольствие.

В последний раз Кон столкнулся с Христом нос к носу в Детройте, во время расовых беспорядков летом 1966 года и мгновенно Его узнал, несмотря на черную кожу. Притормозив свой «шевроле», Кон схватил Его за руку и потянул внутрь. Иисус попытался врезать ему бутылкой по голове, видимо сочтя, что этот белый хочет отвезти Его в укромное место и там распять. Глаза у Него вылезали из орбит, зубы стучали, Он орал «Fuck you!» и так мало напоминал благостного, послушного, безропотного Христа, навязываемого нам поставщиками пасхальных агнцев, что Кон не мог взять в толк, как ухитрились стражи порядка опознать Его в облике негра с мужественным негодующим лицом, не имевшим ни малейшего сходства с лубочным воплощением смирения и кротости, которое многие поколения осквернителей малевали Его же кровью. Его подлинное лицо можно видеть на древних византийских иконах, где Он изображен таким, как есть: суровый, грозный, еще не попавший в руки итальянских педерастов эпохи Возрождения. В конце концов Он все-таки вскочил в «шевроле», спасаясь от дубинок, и сидел весь дрожа, с распухшим лицом, бормоча:

— Христос! Христос!

— Да знаю, знаю! — крикнул Кон. — После представишься!

Он уже слышал позади, совсем близко, сирены полиции. Но негр все повторял:

— Христос! Христос!

— Да заткнись ты! Не выбалтывай свои тайны! Хочешь, чтоб тебя прикончили?

— Куда вы меня везете?

Кон в последнюю секунду увернулся от столкновения с пожарной машиной, вырулил на тротуар, чуть не врезался в витрину.

— Пытаюсь вытащить тебя отсюда, понял?

Какой-то юный защитник белой расы бросился к «шевроле» с коктейлем Молотова в руках.