Больное сердце - Татьяна Соломатина Страница 26

Что я мог понять? Я был восьмилетним мальчишкой. Я скоро усну. А когда проснусь, мой папа перестанет шутить. В двадцать лет я должен буду прийти сюда, что-то прочитать, а потом убить своего отца, если он не согласится уступить мне свой пост? Я же ничего не знал! Ну, кроме того, что именно мой папа командует уже чуть не всей планетой, и его лицо смотрит на меня с плакатов, экранов телевизоров и откуда только можно. И что его наградили орденом ЕБУ за то, что примкнул к движению «Естественнорожденные», а затем и возглавил. Я даже гордился этим. Детям так легко внушить все, что угодно. Особенно в рамках общегосударственной и тем более общепланетарной программы. Может, так и надо? Так и положено? Папа, который перестанет улыбаться? Сын, хранящий секреты от отца? И это даже героизм – укокошить собственного родителя? И я ответил:

– Да, папа.

Я уснул и проснулся. У меня слегка ныло в груди. Через пару дней прошло. – Павел замолчал.

– И даже шва не было? – удивился Иванников.

– Биотехнологии. Ускоренная регенерация и все такое прочее. Вас интересуют детали или же неоспоримый факт: мой отец отдал мне свое сердце. Он отчетливо осознавал, что на этой Земле я донора не дождусь. И не потому, что люди перестали гибнуть, а потому, что трансплантология запрещена, как таковая. Вместе с медициной. Причем в числе первых. Была и нет. Уничтожена. И не сегодня-завтра жалкая кучка людей, еще способных выполнить эту операцию, будет выслежена и пущена в расход. Или еще за что гуманно казнена. За чих в общественном месте, например. Пассивные чихальщики страдают куда сильнее активных. Настоящим чудом было лишь то, что сердце отца мне подошло. Его сердце обладает уникальной особенностью – это универсальное донорское сердце. Подходит любому. Он всю свою жизнь пытался создать искусственное сердце, подходящее всем нуждающимся. Все оказалось гораздо проще. Именно такое единственное сердце билось в его собственной груди. И теперь все еще бьется в моей. – Устинов посмотрел на звезды.

– Это единственное, что неподвластно биотехнологиям. Потому что даже ветер, который колышет ветви берез на этой планете, – он создан. Нет-нет, он так же натурален, как и лен, из которого сшиты мои брюки. Но в этом ветре, в этом льне, в этих идеально чистых водоемах и в этой абсолютно естественной атмосфере нет сердца. – Устинов вздохнул. – Отвечаю на твой вопрос, Сережа, – Устинов обратился к командиру «Естественника». – Не из живота и не электропоилкой. И даже не в пробирке выращенный. Собранный на конвейере UP Corporation биомладенец. Перед сборкой биоребенка биоженщина переукомплектовывается в биородильницу. Так что ее молоко – самое что ни на есть настоящее грудное молоко. С самым оптимальным содержанием белков, жиров и углеводов и всего прочего. Иногда заказывают мальчика или девочку. Или, например, как Смирновы, не хотят знать, кого поставят. Пили же мы сегодня всего лишь физраствор, используемый в процессе производства готовой продукции. Раньше создавали только взрослых. Потом научились младенцев делать. Биолюдям захотелось не только есть натуральные продукты, но и выращивать натуральных детей. Сейчас вот новый продукт наладили к выпуску: биомладенец-индиго.

– Это-то вам на хера? – не изменил себе Иванников. Все прочие мрачно молчали.

Устинов пожал плечами и продолжил:

– Осталось совсем немного. Мой отец – мой биоотец, – вместо того чтобы уничтожить деятельность «Естественнорожденных», уничтожил деятельность людей. ЕБУ издало указ о запрете половых актов, как актов неестественных и приводящих к соприкосновению биологических жидкостей разных людей. И в такой политике моего биоотца не было ни добра, ни зла. Одна лишь голая рациональность. Действительно, если есть UP Corporation, о каком еще более естественном рождении может идти речь? Я вырос, пришел в бункер, прочитал – тогда я еще умел испытывать эмоции, как умеете испытывать их вы, потому я не буду говорить вам о своих чувствах. Предложил Алексею Павловичу уступить мне место главного инженера. Он отказался. Я его демонтировал. Гуманно казнил. Или, выражаясь по-людски, убил. С течением времени люди вымерли. Биолюди поддерживают свою популяцию в комфортной для планеты норме. Они давно не чихают и не занимаются любовью. Хотя все органы как для первого, так и для второго у них имеются. Биолюди обладают всеми пятью чувствами людей, но лишены человеческой чувствительности. Они бессердечно идеальны, хотя в их груди есть четырехкамерная биомышца со всеми требуемыми приносящими и уносящими сосудами, идентичными обычным людским сосудам. Только без атеросклеротических бляшек. Они живут в идеальных условиях и потому не стареют и не изнашиваются. Срок их службы почти неограничен. При малейшем сбое биочеловека его можно либо демонтировать, либо опционально воссоздать – по желанию. Желание обусловлено исключительно рациональными доводами. Допустим, в этом сезоне модно голубое – можно изменить цвет радужки. Или все глазное яблоко. Если ваш биоребенок нечаянно обжег себе, скажем, руку, вы можете заказать естественную руку имеющемуся или новое естественное рождение. Я – главный инженер UP Corporation, и моя собственная уникальность заключается в том, что абсолютно ничего человеческого, созданного мужчиной и женщиной в единственном неповторимом экземпляре, кроме сердца, во мне не осталось. В идеальных условиях отрегулированного гомеостаза, отлаженной экологии и при отсутствии горя и радости оно может биться вечно. Я – старейший из живущих сейчас на планете и, естественно, пережил не одну катастрофу и не один несчастный случай, пока все окончательно не стало так, как стало. Так я живу на этой Земле вот уже восемьсот с лишком лет, и до вашего прилета я уже не помнил более естественного положения вещей. И только сейчас осознал, что вечно бьющееся лишь для самого себя сердце – это пустота. Поверьте.

Ключников, Иванников, Елизаров и Звягинцев стояли на главной палубе «Гуманитария». Егор смешно по-мальчишески прижимался носом к стеклу. Они смотрели на Землю. За их спинами стоял Павел Устинов.

– Не жалко? – Пилот потерпевшего аварию «Естественника» отлепился от стекла и, опираясь на костыли, повернулся к инопланетному землянину.

– Что?

– Где-то там осталась твоя непомерно огромная жизнь.

– Там осталась непомерно огромная усталость.

– Что я слышу! – Иванников потрепал Устинова по плечу. – Смотри, Пашка! Смотри во все глаза – вот она настоящая Земля. Там люди! Да ты одним своим появлением осчастливишь всю планету!

– Нет, друзья. Все, чего я сейчас самым естественным образом желаю, это сделать счастливым одного-единственного человека на этой Земле. Маленького мальчика с больным сердцем. Фантастика, конечно, отличная штука для пацана, вы знаете, иначе бы не стали теми, кем вы стали. Но все-таки не такая замечательная, как футбол.

Звягинцев, казалось, оцепенел. До него только сейчас дошло, зачем Павел полетел с ними.

– Но ты же тогда умрешь, Устинов!

– Зато не умрет мое человеческое сердце. Что же касается всего остального, – он похлопал себя по крепким бедрам и улыбнулся, – надеюсь, на вашей Земле еще есть самые обыкновенные патологоанатомы. Мне, как главному генному инженеру, интересно, найдут ли они хоть какие-то отличия тканей моего биотела от тканей тел обыкновенных людей, при условии пустоты за грудиной.