Путешествуя с призраками. Вдохновляющая история любви и поиска себя - Шэннон Леони Фаулер Страница 25

– Накладны, – сказала женщина за стойкой, когда я спросила о пансионах в Чингове. Поначалу я подумала, что пансионы закрыты на зиму. Но она взяла полоску бумаги и нарисовала стрелку, указывающую на буквы Sk – словенская крона. Покачала темноволосой головой, потерла друг о друга подушечки большого и указательного пальцев и подняла густо подведенные брови.

С помощью ручки и бумаги и обрывков английского и словацкого она предложила «приват» за 250 словацких крон, или шесть американских долларов, за ночь. Когда она начинала свое объяснение, «приват» находился всего в пяти минутах ходьбы от Чингова, но к тому времени, как я расплатилась и ушла, эти пять минут превратились в двадцать.

Женщина дважды сосчитала до четырех на пальцах – еден, два, три, штыри, – говоря, что мне нужно сесть в автобус номер «штыри» и выйти на «штврты» остановке. Но когда я сошла с автобуса номер четыре на четвертой остановке, там не было ничего похожего на импровизированную карту, которую она мне нарисовала.

Я пробовала пройтись в нескольких разных направлениях и сориентироваться. Солнце начинало закатываться за чернеющие горы. В спине проснулась тупая боль, оттого что мой рюкзак давил на тазовые кости и оттягивал плечи. Я боролась с горячими мокрыми слезами и была готова сдаться. Но не могла увидеть ни единого отеля или даже ресторана. Меня окружали пустые улицы и безмолвные дома.

Наконец, я набрела на маленький автомагазин с открытой мастерской. Худой жилистый мужчина склонился над двигателем открытой машины, его голову и плечи заслоняла от меня крышка капота.

– Просим, – я подошла к машине и показала ему грубо накаляканную карту. Поджала плечи к ушам, разведя руками.

Он указал на землю:

– Смижаны.

Что означало, что я оказалась даже не в том городке. Мне полагалось быть в Маше.

– Просим, – повторила я, суя ему карту.

Он отер руки о запятнанные машинным маслом брюки, пригладил отсутствующие волосы. Долго свистел, разглядывая карту. Затем ткнул пальцем в смутный кружок где-то в середине страницы. У него были добрые глаза с обветренными веками, но уверенности в его глазах не было.

– Такси? – я была благодарна за то, что хотя бы одно слово во всех языках звучит одинаково. Жестами изобразила, как подношу к уху телефонную трубку. – Просим.

Спустя пятнадцать минут, потратив сотню крон, я приехала на такси в свой «приватный номер». Было четыре часа дня, а к пяти уже должно было стемнеть. Этого времени не хватило бы, чтобы заглянуть в расположенный неподалеку национальный парк, зато более чем достаточно, чтобы провести его, запершись в одиночестве в комнате.

У меня ушел целый день, чтобы добраться до места, и бо́льшую часть его я провела, отчаянно плутая. Едва успев запереть дверь, я разразилась слезами. Но у меня все получилось: завтра я смогу часами бродить в одиночестве по снегу и холоду, ни о чем не думая.

Мне нравилась идея побывать в Спише. Были и другие причины, по которым я приехала в «народный парк Словенский Рай», но тот факт, что он был в Спише, тоже очень сильно повлиял на мое решение. Единственными сувенирами, которые я покупала во время всей моей поездки по Восточной Европе, были открытки и карты, но я решила: если увижу сувенирную футболку с символикой Спиша, то обязательно ее куплю.

Спиш – один из двадцати одного туристического региона Словакии. А еще так звали Шона его друзья. Его называли «Спиш», или «Спиц», или «Спица», или «Спицман», так давно, что он не мог припомнить точно, когда это началось. Он полагал, что вначале его фамилия Рейлли дала повод к сокращению «Риц», а потом «Риц» превратился в «Спиц» или «Спиш». Я настолько привыкла к этому прозвищу и проводила столько времени с его друзьями, что и сама порой, не задумываясь, называла его «Спицем».

Почти у всех парней были прозвища, И бо́льшую их часть придумывал Шон. Энди был «Джокс», Стивен – «Джекс», Майки – «Фиш», Кевин – «Коббер», Даррен – «Душ». Даже у Сэмми настоящее имя было Питер. Это прозвище появилось, потому что фамилия у Питера была такая же, как у одного из любимых баскетболистов Шона, Сэма Касселла.

Я видела, что, чем упорнее кто-нибудь из парней отнекивался от своего прозвища, тем крепче оно прилипало. Так что когда Шон стал звать меня «Мисс», я закусила губу и не сказала ничего.

Но это прозвище никогда мне не нравилось. В конце концов я указала Шону, что он называет «Мисс» и свою невестку, и двух маленьких племянниц, и даже мою собаку – словом, всех существ женского пола. Я думала, что ему придется придумать для меня новое ласковое прозвище. Вместо этого он решил перестать называть так всех остальных дам в своей жизни, сохранив прозвище только для меня.

Я проснулась в Маше в пугающей тишине. Толстые белые снежинки хлопьями падали с неба за окном, поглощая остальные звуки. Это было больше чем снегопад, но меньше чем снежная буря. Опасность бури меня не обеспокоила, так как накануне я видела в туристическом бюро сравнительно благополучный прогноз погоды.

Я планировала весь день бродить по национальному парку. Пока температура держалась ниже нуля, по крайней мере, не мог пойти дождь. Утешением было еще и то, что я нахожусь на материке, зная наверняка, что здесь невозможно завернуть за угол и оказаться один на один с бесконечностью океана. Я набила рюкзак всеми припасами, которые у меня были, – вода, шоколад, апельсины, несколько дополнительных одежек и топографическая карта Словенского Рая. Натянув перчатки и надвинув на уши шапочку, я направилась вначале в Чингов, который оказался на поверку более чем в сорока пяти минутах ходьбы от моего привата. Чертовски больше, чем двадцать минут, и уж никак не обещанные пять.

От северных троп парка я двинулась по синему маршруту к смотровой площадке на Томашовском Выгляде. Там, на утесе, меловый известняковый обрыв резко уходил вниз, и долина, заросшая густым вечнозеленым лесом, была припорошена снегом.

Дальше тропа вела в Прелом Горнаду, или ущелье реки Горнад, и под моими ногами поскрипывал свежий снег. Крутые стены ущелья сужались, стискивая реку и превращая ее в вереницу бурных водопадов. Пейзаж становился все живописнее, а тропа – опаснее.

Через усыпанную валунами руке были переброшены бревенчатые лестницы-мостики. Другие лестницы, металлические, поднимались по отвесным скалам в нескольких футах от низвергавшихся ледяных водопадов. Руками в мокрых перчатках я вцеплялась в обжигающе-холодные цепи-перила и перепрыгивала на очередную ржавую решетчатую платформу, прикрепленную к скале болтами. А вода плескала и спешила подо мной во всех противоположных направлениях сразу.

После еще трех часов ходу я вышла на луг, погребенный под несколькими дюймами свежего снега. Я надеялась, что это и есть Летановски Млин, обозначенный на карте, хотя и не видела ничего похожего на млин, то есть мельницу. Но спустя десять минут зеленая тропа свернула от реки и начала взбираться прямо вверх по Клашторискому ущелью.

Карабкаясь в гору, я ощущала приятный контраст между горящими мышцами бедер и холодным воздухом, которым наполнялись легкие. Избавляясь от лишних слоев одежды, я добралась до верха ущелья и увидела заброшенный каменный монастырь и красную хаты, или горную хижину. Обнаружив, что хаты открыта, я удивилась, поскольку за все утро не увидела ни одного другого туриста. Внутри было безлюдно, не считая юноши, сидевшего за стойкой; он слушал музыку и ничуть не удивился, увидев меня.