Майада. Дочь Ирака - Джин П. Сэссон

Я всегда хотела побывать в далеких странах. И потому, когда у меня возникла возможность поехать в один из экзотических и опасных уголков мира, я приняла вызов.

В 1978 году, будучи молодой женщиной, я уехала из Соединенных Штатов, чтобы работать в королевской больнице в Рияде. Я оставалась там до 1990 года. За двенадцать лет проживания в Саудовской Аравии у меня появилось много подруг среди местных жительниц. Благодаря нашей дружбе я начала понимать, что значит родиться женщиной в обществе, где правят мужчины, не имея возможности обратиться за помощью и защитой от жестокости и насилия.

После первого путешествия я посетила много стран Ближнего Востока: Ливию, Египет, Иорданию, Сирию, Израиль, Палестину и Объединенные Арабские Эмираты. Везде, куда я приезжала, я разговаривала с женщинами и детьми. Я посещала больницы, ходила по сиротским приютам, меня приглашали на празднества. Теперь когда я думаю о знакомстве с местными жителями, то понимаю, что я интересовала их не меньше, чем они меня.

Мне было грустно видеть, что многие из ближневосточных стран, которые я посетила, терпят лишения; но, несмотря на ужасающую бедность, мои знакомые всегда проявляли гостеприимство, с радостью открывая сердца и двери своих домов перед американской путешественницей.

После войны в Заливе 1991 года на Ближнем Востоке воцарился хаос. Особенно это касается Ирака. Я заинтересовалась иракцами в самом начале войны: мне было любопытно ближе познакомиться с людьми, пережившими военные действия и те санкции, которые навлек на них президент Саддам Хусейн. Сочувствие, которое я к ним испытывала, привело к тому, что летом 1998 года я решила посетить Ирак.

Я понимала, что ни один правительственный чиновник не выдаст мне визу, потому что я — автор сочинения, в котором подвергается критике Саддам Хусейн, а потому я отправила лично ему письмо и копию книги «Изнасилование Кувейта». В письме я пояснила, что не согласна с решением вторгнуться в Кувейт, но меня беспокоит благополучие простых иракцев, которым пришлось столько пережить. Я хотела своими глазами увидеть, как они справляются с бедственным положением.

Через три недели мне позвонили из Багдада и сказали, что иракская миссия при ООН в Нью-Йорке готова выдать мне визу.

Я упаковала в сумки то, что может пригодиться в условиях войны, — консервы, карманные фонарики и свечи — и в понедельник 20 июля 1998 года уехала в Багдад. Санкции ООН продолжали действовать, воздушного сообщения с Ираком не было, и потому мне пришлось начать путешествие из соседней страны. Приняв во внимание расстояние от Багдада до других крупных городов в регионе, а также беспорядки, которые происходили в северных и южных районах Ирака, я решила, что идеальной отправной точкой станет Иордания.

Эта страна была создана Великобританией после Первой мировой войны, в ходе преобразования ослабевшей Османской империи. Сегодня Иордания занимает более 37 тысяч квадратных миль [1], что приблизительно равняется размеру штата Индиана. Ее населяют четыре миллиона человек, большей частью — палестинцы. Крошечная страна играет роль скоростного шоссе между Сирией и Саудовской Аравией, соединяя сирийский Дамаск и священный город Медину в Саудовской Аравии. В каком-то смысле она до сих пор служит местом встречи караванов, как и много веков назад.

После регистрации на рейс 6707 Королевских Иорданских авиалиний, следующий из Лондона, и семи часов полета я приземлилась в иорданском аэропорту «Королева Алия», что в сорока пяти минутах езды от столицы — Аммана.

Обветшалое багажное отделение напомнило мне о том, что многие считают Иорданию лишь залом ожидания перед следующей остановкой. Однако Иордания — страна поразительных контрастов: начиная от Акабы, места приключений Т. Э. Лоуренса, заканчивая каменистым плато Сирийско-Аравийской пустыни, где бедуинские племена много веков пасут скот, и легендарной Петрой на красно-розовых Набатейских могильниках, выдолбленных, как и великолепные здания, в камне.

Я быстро миновала иорданскую таможню и вышла из аэропорта. Было очень жарко: горячее июльское солнце село всего за несколько минут до того, как самолет коснулся земли.

Я оглядела толпу встречающих и вскоре заметила араба средних лет в изношенных бежевых брюках и голубой рубашке. Он держал большую белую табличку с моим именем, написанным ярко-синими буквами. Я села на заднее сиденье его разбитого «пежо 504». Дорога до гостиницы «Интерконтиненталь» в Аммане занимает сорок пять минут. Мы обменялись вежливыми фразами, а потом я откинулась на спинку сиденья и стала смотреть в окно.

На землю опустились сумерки, и на фоне пионово-розового неба выросли колючие силуэты местных пустынных растений. Иорданцы по традиции выехали за пределы города — раскинув на небольших холмиках красочные восточные ковры, они устраивали пикники. Горели десятки костров, озаряя темные силуэты женщин, которые жарили на шампурах курицу. Мужчины что-то рассказывали, отчаянно жестикулируя и размахивая зажженными сигаретами, из-за чего в пустыне повсюду виднелись крошечные огоньки. То там, то тут мелькали маленькие тени — на бесконечных песчаных просторах играли дети. Я опустила окно машины и, услышав приглушенные голоса членов одной из семей, вдруг на мгновение захотела стать одним из них.

Амман — привлекательный город, расположенный на семи холмах. Вскоре мы прибыли в гостиницу, которая расположена на вершине одного из холмов, в сердце дипломатического района. Я выбрала ее ничем не руководствуясь, — кроме надежды, что это безопасное место, здесь неплохо кормят и я смогу купить припасы и организовать путешествие в Багдад, который находится на расстоянии 650 миль.

Ночью я спала беспокойно. Сделав следующим утром несколько телефонных звонков, я договорилась о встрече с арабом Аль-Рахалом. Он приехал к гостинице на белом «мерседесе» и тут же заявил, что путешествие из Аммана в Багдад и обратно будет стоить четыреста американских долларов и половину я должна заплатить перед отъездом из Аммана, а половину — перед отъездом из Багдада. Я заплатила ему двести долларов, и он сказал, что завтра в половине шестого утра за мной заедет иорданец по имени Базем.

Люди, с которыми я разговаривала в тот день, изумлялись, узнав, что я собираюсь ехать в Ирак в одиночестве. И у них были основания для тревоги. Летом 1998 года отношения между иракским президентом Саддамом Хусейном и главным инспектором ООН по контролю над вооружениями Ричардом Батлером сильно испортились. Батлер был очень упорным человеком: он во что бы то ни стало хотел найти и уничтожить иракское оружие. Хусейн прозвал его Бешеная Собака Батлер. Иракский президент был так же решителен и непоколебим в нежелании выдать давно разыскиваемые и тщательно скрываемые поставки оружия. Западные журналисты писали, что Ричард Батлер пришел в отчаяние из-за противодействия иракских чиновников. Все обитатели региона боялись, что между агрессивным диктатором, который проживал на Востоке, и его заклятым врагом на Западе может произойти нечто неприятное. Учитывая повысившееся напряжение и растущую враждебность Саддама, немногие американские журналисты отваживались на путешествие в Ирак, а те, кто все-таки ехал туда, делали это под прикрытием работы с гуманитарными организациями.