Ледоход и подснежники (сборник) - Галина Смирнова Страница 25

Надо было пересечь площадь у метро с многочисленными остановками автобусов и маршруток, пройти зону кафешек и маленьких магазинчиков, пересечь парк Дружбы, перейти по подземному переходу Ленинградское шоссе и оказаться в парке Северного Речного вокзала.

В парке, напротив здания вокзала, монументального, построенного в стиле сталинский ампир, похожего на огромный, величественный корабль с высоким шпилем, венчающимся пятиконечной звездой, здесь, в парке, был залит каток, играла музыка, были развешены флажки, шары и гирлянды, и стояла, украшенная игрушками, сияющая разноцветными огнями, ёлка.

Народа на катке, несмотря на субботний день, было немного: родители с маленькими детьми, школьники, у которых начались каникулы, и влюблённые – они катались, взявшись за руки.

Набережная Москвы-реки была ярко освещена, около входа на теплоход-ресторан стояли две большие ёлки, к одной из них прислонился Дед Мороз, а к другой – большой улыбающийся Снеговик.

Света посмотрела на часы – дорога от метро заняла двадцать минут.

– Проходите, пожалуйста, ждём, – вежливо сказал охранник, посмотрев пригласительный билет Светы.

Она сняла пальто и прошла в зал, где стояла новогодняя ёлка, играла приятная, негромкая музыка, и где столы, составленные буквой «П», были заставлены всевозможными угощениями и шампанским.

Света пришла последней, села на отведённое ей место, огляделась.

Прощание со старым и встреча, пусть предварительная, нового года началась.

Ведущий вечера предложил:

– Пусть каждый из нас произнесёт тост за самый запоминающийся, на его взгляд, момент одного из речных круизов, в которые он ходил.

Вспоминали разное: икону Всемилостивого Спаса в Тутаеве, старинные монастыри, похожие на белых лебедей, розовый туман ранним утром, стелющийся по голубой палубе, майский хор лягушек и пение соловьёв в черёмуховых рощах по берегам Оки, а поля незабудок в Плёсе! а Мышкин! а Ярославль и Казань! и монумент «Родина-мать зовёт!» на Мамаевом кургане, и маленький уютный Городец, с высокого берега которого открывался вид, точь-в-точь как на картине Левитана «Над вечным покоем», и затонувшая колокольня в Калязине… и те облака под Угличем, ты помнишь?

Света слушала и слушала.

И тут её «добили» окончательно – встал немолодой мужчина и негромко произнёс:

– В первом круизе я ходил на Валаам, и когда мы подошли к Ладожскому озеру, то по громкому радио нам сказали, чтобы все туристы вышли на палубы.

Была середина сентября, тёплый осенний вечер, и необыкновенный, переливающийся, оранжево-красный закат.

После многочисленных узких шлюзов и каналов мы вышли на простор Ладожского озера, простор без границ, как океан, и в далёком далеке, на границе земли и неба, постепенно исчезало и проваливалось куда-то воспалённое красное солнце, и вся вода была окрашена в цвета неба, стояла тишина… и вдруг громко, торжественно и проникновенно зазвучал Первый концерт Чайковского… Не забыть.

Потом были песни под гитару, танцы, весёлые конкурсы и хороводы, и, конечно, увлекательный разговор о путешествиях. Было шумно, весело и хорошо.

Несколько раз Света выходила на палубу, мороз был градусов семь, не больше, но около шести вечера пошёл и запорошил палубу снег, странный, похожий на дождь.

А позже, около восьми, она увидела, что всё, буквально всё вокруг обледенело.

По сверкающему льду Москвы-реки растекался, переливаясь, свет фонарей на берегу, и это было бесподобно.

«Как хорошо, что я пришла!» – радовалась Света.

Когда собирались домой, она отказалась от предложений подвезти до дома или хотя бы до метро, мол, спасибо, дойду сама, здесь недалеко, прогуляюсь, и такси она не вызвала.

Но, сойдя с теплохода на набережную, Света обомлела – вокруг был самый настоящий и жуткий каток.

Идти по льду было просто невозможно, ну если только ползти, идти можно было лишь по обочинам, там, где был снег. Снега за последние дни намело достаточно, но весь он сейчас был покрыт сплошным, толстым и прочным слоем льда, который нужно было пробить, чтобы идти, и по-другому никак.

До Ленинградского шоссе Света дошла за сорок минут и невозможно устала.

Ступеньки подземного перехода были такими скользкими, что по ним проще было съехать вниз, как с горки.

Оставалось пройти парк Дружбы, потом островок кафешек, а там и спасительное метро недалеко. Было около десяти вечера.

Она шла, проваливаясь и падая, по чужим следам в снегу или пробивала свои следы сквозь крепкий слой льда, шла, цепляясь то за кусты, то за ветки нереально красивых, застывших, как ледяные скульптуры, деревьев.

«Как в царстве Снежной Королевы», – мелькнуло в голове.

Она добралась до кафешки, единственной, в которой горел свет, и откуда слышались приглушённые голоса.

Держась за стенку строения, она продвигалась вперёд.

«Скоро, уже совсем скоро метро».

И тут, недалеко от дверей кафешки, задвигался какой-то тёмный комочек.

Света хотела пройти мимо, не поняла сначала, подумала, что пакет кто-то выбросил.

А комочек пискнул.

Она наклонилась.

Это был щеночек, маленький, грязный, непонятного тёмного цвета, всклоченный, с забившимися в шерсть острыми льдинками.

Света прислонилась щекой к его мордочке – тёплый, а он глазки открыл.

«Боже мой, что с тобой делать?»

Постучалась.

Дверь открыл крупный, черноволосый, бородатый мужчина и, увидев Свету со щеночком в руках, оттолкнул её так, что она упала на лёд, но собачку не выронила.

Дверь захлопнулась, послышалась громкая брань.

Света сняла шарф, завернула щеночка, который и не пищал уже, расстегнула пальто, прижала кутёнка к груди и побрела к метро, до которого от теплохода добиралась почти два часа вместо прежних двадцати минут.

Домой она приехала около двенадцати ночи.

Вымыла щеночка, осмотрела его. На левой задней лапке была большая открытая кровоточащая рана и приличная припухлость. Обработала антисептиком, перевязала.

То ли щенок сам ударился обо что-то, то ли кто-то ударил его с размаху ногой?

Ни воды, ни молока кутёнок пить не стал.

Света дала ему обезболивающее, а когда послушала фонендоскопом лёгкие, то поняла – правосторонняя пневмония.

Хорошо, что дома на всякий случай, всегда были антибиотики в инъекциях – всё-таки врач, поэтому и уколола, и сделала всё необходимое.

Только потом занялась собой.

Ночь спала как убитая, а утром проснулась от того, что кто-то хрипел.

Не поняла вначале, может, снится всё-таки?