Парижанка в Париже - Всеволод Кукушкин Страница 25

– А мама в молодости была, наверное, красавицей или, по крайней мере, очень эффектной женщиной? – несколько неожиданно спросила Анна.

– Говорят, она была очень похожа на американскую актрису Джуди Гарланд. В шестидесятые годы от нее были без ума тысячи мужчин. Ну, и папа тоже влюбился. Нет, не в американку, а в маму. По семейным преданиям, ему пришлось выдержать серьезную конкуренцию, и все-таки она что-то в нем нашла.

– Ну, помимо всего прочего – молодой дипломат!

– Там были и дипломаты, и физики, и лирики. Были уже состоявшиеся мужики, с положением. Были готовые ради нее пойти на развод, на крах карьеры. Но отец оказался привлекательнее.

– Чем же?

– Он умел разговаривать с женщинами и потому пользовался популярностью у мам, которые советовали дочкам обратить на него внимание.

– И это сработало?

– В данном случае, да. Бабушка, по маминой линии, его любила. К тому же отец был хотя и не слишком высоким, но стройным, с хорошей фигурой. Кстати, если бы вместо меня мама родила девочку, знаешь, на кого она была бы похожа?

– Наверное, на маму или папу, или на обоих сразу?

– Так вот, дочь Джуди Гарланд ты видела. В кино, разумеется. «Кабаре» помнишь?

Аня сощурила глаза и пригляделась к Николаю.

– Анфас! Теперь, пожалуйста, повернитесь в профиль! – шутливо велела девушка. И пришла к выводу, что отцовские гены оказались сильнее.

– Нет, на Лайзу Миннелли ты не похож! Ну, ни капельки! И это здорово!

* * *

В какой-то момент Николаю захотелось обдумать и понять, где он, в какой точке пространства и времени? И как себя ощущает? А когда хочешь обдумать и понять, требуются тишина и уединение. Мысли имеют особенность роиться в такие мгновения голове, и не надо им мешать. Начнешь их приводить в порядок, в систему – а они от испуга могут взлететь воробьиной стайкой и… не вернуться. Он вспомнил, как когда-то в школьные годы писали сочинение на тему: «Высшая цель жизни. В чем она?» И вот только теперь, кажется, пришел к ответу, одновременно сложному и безумно простому – в том, чтобы жить.

А что касается Ани, то он решил, что в ней есть редкое по нынешним временам, счастливое сочетание, гармония телесного здоровья и душевной доброты. И к этому следовало добавить разумность. Как-то в аэропорту «Шереметьево» они бродили по галерее вдоль магазинов «дьюти фри» и, когда дошли до секции парфюмерии, Николай предложил ей выбрать духи или туалетную воду. Она уверенно отыскала какую-то непрезентабельную серого цвета, коробочку, оплатила покупку на кассе. И только потом, брызнув из нее на тыльную сторону ладошки, спросила, нравится ли ему запах? Он удивился – какое это имеет значение?

– Если не нравится, может быть, чересчур сухой или, наоборот, чересчур сладкий, то я их выброшу. Понимаешь, я буду ими пользоваться для тебя. Остальные мужчины меня не интересуют и не волнуют. Представляешь, что может быть, если тебе не нравится этот запах?

– Что?

– Самое страшное. Ты посмотришь на меня другими глазами и бросишь. А я этого очень не хочу.

Николай неожиданно для себя пришел к выводу, что ему не так легко понять, как и о чем думает Анюта. Ну ладно, пять лет разницы в возрасте достаточно существенны, но… И вдруг он рассмеялся.

– Вспомнил что-то смешное? Расскажи.

– Да вот пытался проанализировать, почему иной раз я не могу понять, как ты думаешь.

– Так чего проще – спроси! Но все-таки смеялся ты по другому поводу.

– Близко к этому. Один приятель поучительную историю рассказал.

– И мне расскажи, ну, пожалуйста!

– Хорошо. История про то, как встретились Господь Бог и… Джакомо Казанова.

– Тот самый – великий греховодник и неутомимый любовник?

– Самый. И первый, и второй. Да. Грешил он себе неутомимо, но и его час пробил, и он предстал перед всевышним, который неожиданно оказался к нему добр. «Слушай, Джакомо, ты все-таки немало настрадался за свою жизнь, – обратился Господь к Казанове. – И вот я хочу сделать для тебя доброе дело. Скажи, что ты хочешь напоследок?» – «Сделай мост между Сицилией и Италией!» – просит Казанова. «Джакомо, подумай, что ты просишь, это сколько же надо поставить опор, сколько сделать пролетов на таком расстоянии?! Может, другое желание?» – «Всевышний, что скрывать – ты знаешь, что у меня было много женщин! Очень много! И я все время пытался понять, о чем они думают, как они думают, понять их поступки. Сделай так, чтобы, наконец, я их понял!». Господь задумался, а потом спрашивает: «Джакомо, а движение по мосту от Италии к Сицилии должно быть в одну сторону или в обе?».

Они вместе рассмеялись, и, когда смех утих, Николай констатировал:

– Конечно, я не Казанова, но в постановке этого вопроса мы с ним сходимся. И ведь даже Всевышний не дал ему ответа…

* * *

– Аня, а ты никогда не интересовалась своим генеалогическим древом? – по обыкновению Николай зашел издалека, и понять, к чему он хочет привести разговор, было непросто. При этом он копался в отделениях своего портфеля, пытаясь найти что-то, должно быть, интересное.

– Ну, знаю кое-что о папе-маме, дедушках-бабушках, но ведь сам понимаешь, в век прошлый столько всего случилось. Перестройка, застой, холодная война, оттепель, – начала вспоминать Аня в обратном порядке. – Железный занавес, война вторая мировая и отечественная, сталинские лагеря, индустриализация, раскулачивание, НЭП. Так далеко в историю, к семнадцатому году, не подбиралась. А что это тебя так заинтересовало?

Николай достал из портфеля пластиковый файл, в котором была цветная фотография, на которой был он, а рядом – пожилой, элегантно одетый мужчина с красивой, приветливо улыбающейся дамой и молодой человек, судя по небрежности одежды – студент.

– Этот снимок был сделан год назад, но вот этот юный разгильдяй только недавно прислал мне его по «мылу». Так вот мужчина – это князь Меттерних из рода тех самых Меттернихов. Юный разгильдяй – его племянник Эмиль, а дама – Натали Васильчикова, жена Меттерниха. Не может ли она быть твоей родственницей?

И хотя на пожилом мужчине был явно дорогой костюм, внешность у князя была самая простецкая, можно сказать, крестьянская: большой пористый нос с синими и красными прожилками, глубокие морщины на лбу и румянец на щеках ближе к глазам. Такой бывает у тех, кто подолгу находится на ветру в поле.

– Дама красивая, породистая, – оценила Анна стройную женщину на снимке в английском костюме – серые жакет и юбка. – Но я ведь Василькова, а она – Васильчикова?

Но в Николае «проснулся» несостоявшийся филолог.

– Василькова – как-то неестественно для фамилии, Васильчикова – естественнее. По крайней мере, для русского языка, – рассуждал он. – Попробуй порыться в семейных архивах, в документах. У тебя ведь фамилия по отцу?

– Коля, тебе все-таки хочется, как иным новым русским, найти княжну или графиню с родословной? – при этих словах Аня смотрела на него с лукавой улыбкой. – Хочется, как в том анекдоте: мог ли ты, крестьянский сын, предполагать, что будешь спать с женой генсека ЦК?