Я, которой не было - Майгулль Аксельссон Страница 25

Мэри качает головой, одновременно подняв брови. Голос?

— У нее проблема не с голосом, — объясняет Анна. И отвернувшись к столику у стены, наполняет чашку. Мэри чуть кривит губы, уловив интонацию. Анна больше не притворяется счастливейшей из жен в этом лучшем из миров. Что-то случилось.

— Это Минна, — сообщает Пер, делая жест в сторону девицы. — Сотрудница посольства, здешняя уроженка. Превосходно говорит по-шведски. Поэтому она приходит ко мне каждое утро переводить все самое важное, что пишут местные газеты. Очень способная девушка. Очень. Минна, это МэриМари, наш старый добрый друг. А кроме того, министр международного сотрудничества Швеции по делам развития.

Девица вскакивает так стремительно, что стул едва не падает.

— Здравствуйте, — произносит она, чуть приседая в книксене. Голос тихий, почти шепот. Это ей к лицу — девушка бледная, с пепельными волосами, сама как шепот. Мэри кивает в ответ.

— Не надо книксенов, Минна, — поучает Пер. — Шведские женщины этого не любят. Они чувствуют себя от этого слишком старыми.

Анна ставит чашку кофе перед Мэри — порывисто, так что кофе едва не выплескивается.

— Чисто мужской самообман — мужчинам кажется, что их ровесницы старше их, — говорит она. — Это называется мужская логика. Которая плохо согласуется с обычной честной математикой.

Пер издает смешок. Сегодня он на коне, чем и упивается.

— Что, нам и утро уже не в радость?

Анна роняет свою чашку на стол, но происходит маленькое чудо: та не падает набок, так что кофе выливается на крахмальную салфетку, но приземляется точно на донышко, ручкой вправо. Анна смотрит на чашку вытаращив глаза.

— Утро в радость, — отвечает она. — В отличие от ночи.

Это коварный удар, и он попал в цель. Улыбка Пера гаснет. Минна еще ниже наклоняется над газетой, словно вдруг сделавшись близорукой. Все внимание Мэри, кажется, сосредоточено на том, чтобы намазать джем на ломтик поджаренного хлеба.

— Но я уже привыкла, — говорит Анна и отодвигает стул, — за столько лет. Гораздо труднее — понять, зачем ты так старательно передергиваешь факты. Никаких проблем с голосом у Мэри нет. У нее афазия. Надеюсь, временная. Проблема у нее с головой. Не понимаю, почему ты не желаешь этого усвоить.

Мэри как раз собиралась надкусить бутерброд, да так и застыла — с раскрытым ртом. С разинутым! Это у нее проблема с головой? Пер быстро взглядывает на нее, вслед за чем произносит:

— Наша дорогая Анна тактична, как всегда.

Анна не отвечает, но ее губы безмолвно повторяют его реплику. Тактична, как всегда! Лицо у нее делается мстительное, как у обиженной второклассницы. Она одаривает Минну таким взглядом, что у той едва волосы не вспыхивают. Пер как бы невзначай кладет руку на спинку Минниного стула.

Мэри опускает глаза и откусывает бутерброд. Они уже на грани, думает она. Наконец-то.

Анна и Пер были уже на месте, когда я вырулила на подъездную дорожку. Два тонких березовых стволика крест-накрест лежали на газоне, над ними на корточках сидел Пер с молотком в руке, Анна стояла рядом с кольцом стальной проволоки. Оба раскрыли объятия, едва завидев меня, молоток полетел в траву, рядом брякнулся моток проволоки.

— МэриМари! — закричал Пер, и спустя секунду Анна эхом откликнулась: — МэриМари!

Они взялись за руки, прежде чем броситься мне навстречу, и, пока они бежали, я успела заметить, что за прошедшие месяцы оба переменились. У Пера отросла модная шевелюра, Аннина плотненькая фигура обрела известную рельефность. К тому же оба сменили стиль одежды, нарядившись в одинаковые индийские туники с вышивкой, однако ни тот ни другая не позволили переменам опуститься ниже пояса. На Пере были серые фланелевые брюки с наглаженной стрелкой, а на Анне — хлопчатобумажные штанишки в клеточку, совершенно детские. Отжимая ногой тормоз, я окинула взглядом свое платье. Белый ситчик в зеленый горошек. Тоже не сказать, чтобы модно. А вот косынка на волосах вполне даже ничего.

Первым меня обнял Пер, за ним Анна. Это поразило меня, в Несшё молодежь при встрече не обнималась — вместо этого парни, сунув руки в карманы, вскидывали голову, а девчонки бормотали «приветик», выставив вперед ладонь. Так что я стояла в остолбенении и не знала, как себя вести. Анна и Пер снова взялись за руки, Анна принялась прыгать на месте.

— Надо же, надо же, прямо фантастика, — приговаривала она. — Все получилось.

Пер с улыбкой глядел на нее.

— Успокойся, милая. Остынь.

Я в изумлении уставилась на него. Милая? Что это между ними?

Анна юркнула под мышку к Перу и обхватила обеими руками его талию.

— Вечером будет гриль! А сеструха Сверкера тортик испекла!

Пер улыбался поверх ее головы.

— А мы делаем майский шест! Ну, каркас. А украшать будем, уже когда перекусим.

Наконец и я вставила слово:

— А где Сверкер?

Анна опять принялась подпрыгивать.

— Поехал в город к поезду встречать Торстена и Магнуса. Представляешь, у него уже есть права!

Я помотала головой. Не считая той суматошной встречи с месяц тому назад, я не встречалась со Сверкером с самого февраля. Хотя просиживала на берегу каждые выходные, как только стаял снег, и вглядывалась в ту сторону озера. Иногда я различала там какие-то фигуры, но был ли то Сверкер или его родители, разобрать не могла. Мой дневник был полон стенаний. Что все это значит? Я ему не нужна? Через несколько недель мама нашла тетрадку и призвала меня к ответу в духе польской морали тридцатых годов, которой руководствовалась всю жизнь. Неужели я, такая дура, отдала свою невинность какому-то неизвестному шалопаю? Теперь меня никто замуж не возьмет! Я, разумеется, все отрицала (что было нетрудно, поскольку стокгольмские ночи я не описывала), вырвав дневник у нее из рук и прижимая к животу. Когда вдруг сообразила, что таки оставила в нем кое-какой компромат — через пару недель после приезда. Господи, что делать, если не придут месячные? Но они пришли. А невинность я была готова терять и терять, снова и снова.

Анна и Пер по-прежнему стояли, держась за руки.

— А Сиссела приехала? — спросила я.

Они оба покачали головами и изобразили огорчение.

— Ей придется добираться автостопом.

Пер сдвинул брови:

— От самого Стокгольма?

— Да, я получила от нее письмо на той неделе. Пишет, что да, придется.

— Доберется, — сказал Анна. — Раньше или позже.

Я огляделась. За множество выходных на том берегу озера я успела тысячу раз представить себе, что тут и как. Но все оказалось иным. Воображенный мной участок леса на поверку оказался ухоженным нарядным садом с ровными гравийными дорожками, бузиной и сиренью. Куст белых роз у каменных ступенек, ведущих к черным двустворчатым дверям дома. Двери были открыты, внутри виднелся холл и модный оранжевый тряпочный коврик поверх широких сосновых половиц.