Здесь и сейчас - Лидия Ульянова Страница 24

Я слушала собственный рассказ снова и снова, снова и снова переживая вместе с девочкой унизительные минуты фиаско. Мне хотелось выдернуть девочку из собственного видения, прижать к себе, погладить по голове, но сделать это было немыслимо, невозможно. По щекам моим ручьем текли слезы.

– Мама, мамочка! Что случилось? У тебя что-то болит? Что-то с папой?

Оливер проснулся очень некстати.

– Нет, милый, все в порядке, – всхлипывая, попыталась успокоить я, – почему ты встал?

– В туалет. А у тебя свет горит. Нет, ты мне скажи, что случилось? – не собирался отставать сын. – Ты же никогда не плачешь, уж я-то знаю.

Он подошел сзади и крепко обнял меня тонкими тинейджерскими руками. От сына уютно пахло теплым, чистым телом. И печали мои сдались под его натиском, отступили на второй план. Здесь и сейчас. Здесь и сейчас.

Я неудобно изогнулась и обняла его в ответ. Он моментально прильнул ко мне, маленький и доверчивый, самый родной на свете.

Интересно, а какая мама у той девочки?

– Нет, ты мне скажи, – как заведенный, повторял над ухом Оли, – скажи мне, что случилось? Ты боишься ложиться спать?

– Нет-нет, я сейчас лягу. Все в порядке.

Маленький проныра разглядел диктофон на столе:

– Это диктофон, мама, я знаю. Ты привезла его сегодня от доктора. Ты поэтому плачешь? Из-за доктора?

– Не знаю, сынок, – призналась я. – Все сложно… Но я скоро все пойму и расскажу тебе, обещаю. А сейчас пойдем спать.

Сегодня мне впервые за долгое время хотелось поскорее заснуть. Заснуть, чтобы, возможно, побольше узнать о девочке, которой я была когда-то.

Шли дни, а Маркус Шульц не давал о себе знать. Я ждала. Не объявился он и через неделю. Я ждала.

Может быть, он передумал? Может быть, я совершила ошибку, когда не предложила ему оплату? Но ведь Клаус Амелунг говорил, что это будет бесплатно для меня? Я дважды хотела сама написать профессору на электронную почту, но так и не решилась: он же сказал, что пригласит меня. И не приглашал.

Это было удивительно, но и сны меня не тревожили больше. Так, нечто невнятное, не поддающееся запоминанию. А может быть, так и нужно? Я добилась своего: после сеанса гипноза я избавилась от мучительных снов, что еще нужно? Живи, Таня, и радуйся! Тогда отчего меня так гложет неизвестность? Отчего не дает покоя та незнакомая девочка? Должно быть, это неправильно, ведь, по большому счету, она – не я. Не я. Существуют только здесь и сейчас. Возможно, стоило проконсультироваться с моим прежним психоаналитиком, но, честно говоря, было банально жалко денег. Попробую разобраться сама.

В один из мрачных сентябрьских будней мы с Эрикой шли по набережной в сторону «Колумбуса». Шли и болтали о своем, женском: о мелких неурядицах, выросших счетах, распродажах, когда перед собой я внезапно увидела Клауса Амелунга. В одиночестве он двигался нам навстречу. Я обрадовалась его появлению просто так, безо всякого повода. И по поводу тоже: я могла узнать у него что-нибудь про Маркуса Шульца. Нацепив на лицо самую радушную из своих улыбок, я приготовилась сказать Эрике, что немного задержусь, но доктор Амелунг всего лишь равнодушно мазнул по мне взглядом, вежливо поздоровался в ответ на мое приветствие и прошел мимо. Мне показалось, что он даже сердит на меня. Господи, не иначе все-таки дело в том, что я не заплатила профессору за сеанс! Похоже, я неправильно поняла доктора Амелунга. Должно быть, речь шла не о полностью бесплатных сеансах, а только о значительной скидке. Получалось, Клаус Амелунг нашел для меня редкого специалиста, договорился, а я не захотела платить. Как тут не быть сердитым. Глупая радушная улыбка абсолютно некстати прилипла к моему лицу, я так и стояла, улыбаясь.

– Таня, кто это? – с многозначительным интересом вопрошала Эрика.

Если я отвечу «один судебный бихевиорист, с которым я недавно ужинала», то расспросам не будет конца и края.

– Это папа одноклассницы Оливера, – ответила я, пытаясь спрятать улыбку.

– Шикарный мужик! На Тиля Швайгера похож, – вынесла Эрика вердикт. – Шикарный. У тебя с ним что-то было?

Да уж, глаз у нее наметанный.

– Ничего не было, это просто папа одноклассницы. Мы просто знакомы, и все.

Я с сомнением пожимаю плечами – доктор Амелунг, на мой взгляд, не тянет на киношного красавчика Швайгера.

– Но он тебе нравится? – допытывалась коллега. Отношения полов всегда вызывают у нее самый живой интерес.

– Нравится? Не знаю, может быть. – Я снова пожала плечами, не в силах определиться с ответом.

– М-да, – вздохнула добрейшая Эрика, – увы, Таня, тебе не сюда.

– Что ты имеешь в виду?

– Не твой фасон. Точнее, ты не его фасон. Такие, как он, предпочитают молоденьких курочек, а ты уже наседка.

– Сама ты наседка, – обиделась я. Зачем колоть глаза тем, что мне и самой прекрасно видно? – Или ты считаешь меня старой?

– Не обижайся, посмотри трезво, – примирительно отозвалась Эрика, – для него ты уже вышла в тираж. Я не считаю тебя старой, с высоты собственного возраста я даже завидую твоей молодости, Таня. Но он, поверь, будет думать о тебе как о старой и бесперспективной. Как товар на сейле со скидкой семьдесят процентов: пользоваться можно, но уже без восторгов, втихаря. В части секса, разумеется.

– А в других частях? – Я даже рассмеялась в ответ на сентенции коллеги.

– А в других частях он и думать не станет, – отрезала та. – Единственное, что возможно в такой ситуации, – это одноразовый секс. Но тебя, моя девочка, он не интересует, уж я-то знаю. Тебе нужно, чтобы навсегда и чтобы он любил Оливера.

Что ж, она права, в таких вопросах Эрике нет равных. Не зря же она считается у нас в магазине главным специалистом по любовным романам.

Не то чтобы я имела виды на доктора Амелунга, но настроение мое, и так двусмысленное, стало после этого откровенно паршивым.

На другой день мы с Оливером решили устроить себе маленький праздник и поехать куда-нибудь поужинать. Я предложила заведение Питера, тем более что еще раньше пообещала сыну сводить его туда. В этом не было ничего опасного для моего душевного равновесия – доктор Амелунг на неделе должен ночевать в Бремене.

У Питера было тихо и малолюдно, но сам он находился за стойкой.

– Добрый вечер, фрау Таня, – радушно поприветствовал он, – рад снова видеть вас у себя. Этот прекрасный юноша ваш сын?

В ответ на прекрасного юношу Оли залился краской удовольствия.

– Я Оливер, – важно представился мой мальчик.

– А я – Питер. Ты можешь так меня называть. Меня все так зовут.

И Оли польстило, что ему разрешил называть себя по имени такой взрослый и крупный мужчина.

Мы сели в уголке, на то же самое место, где ужинали с доктором Амелунгом. Я заказала себе порекомендованный в прошлый раз «шницель от Питера» и вопросительно взглянула на Оли.