Сокровище господина Исаковица - Данни Ваттин Страница 24
Сокровище господина Исаковица - Данни Ваттин читать онлайн бесплатно
— Они ворвались с топорами и разломали все, что у нас было, – рассказывала она. – Мебель, окна, дверь. Они плюнули Хенни в лицо и взяли мою единственную фотографию Хайнца, скомкали ее и выбросили в окно. Это было ужасно. Помочь нам пыталась только соседка. Она кричала, что мы всего лишь две девчонки и чтобы они оставили нас в покое. В результате они разбили и ее окно, хотя она не была еврейкой.
Когда толпа, наконец, убралась, Рут вышла в сад, чтобы отыскать фотографию мужа. Ей потребовалось много времени, но она все‑таки нашла снимок, принесла его в дом и разглаживала до тех пор, пока он не стал ровным.
На следующий день они с Хенни опять пошли в штаб гестапо и узнали, что их мужей перевезли в концлагерь в Дахау. Рут перепугалась и снова попыталась добиться разрешения с ними увидеться. Но ее слова никакого эффекта не возымели. Разговаривать с гестаповцем было все равно что со стенкой. И тогда Рут совершила поступок, который то и дело всплывает в разговорах родственников, когда речь заходит о ее невероятной решительности и отваге. Она попросила гестапо починить им окно. Восемнадцатилетняя еврейка, у которой мужа только что увезли в концлагерь. На следующий день после Хрустальной ночи. И гестапо выполнило ее просьбу.
Они с Хенни ходили в полицейский участок каждый день и просили о свидании с мужьями. Они в полном отчаянии говорили, что не могут содержать себя сами, что они боятся и больше не чувствуют себя в безопасности. Но единственным результатом явилось то, что гестаповец предложил им, в порядке защиты, посидеть у них в следственном изоляторе (от чего Рут вежливо отказалась).
Однако их усилия не были целиком и полностью напрасными, поскольку им удалось узнать важную вещь: их мужей, вероятно, выпустят из лагеря, если Рут с Хенни сумеют организовать для них разрешение на въезд в какую‑нибудь другую страну. Проблема заключалась лишь в том, что раздобыть таковое было почти невозможно. Всего четырьмя месяцами раньше представители тридцати двух стран встречались по просьбе президента Рузвельта, чтобы обсудить критическое положение немецких евреев. И правительство за правительством, включая шведское, с сожалением говорили, что ничего не могут поделать.
Получить визы для дедушки Эрнста, его брата и их друзей было поэтому задачей не из легких, и вопрос заключался в том, стоит ли вообще пытаться. Особенно когда обнаружился новый и очень простой путь: мама Рут предложила ходатайствовать о приезде дочери к ней в Южную Африку. Это означало, что Хайнца выпустили бы из лагеря, поскольку они были женаты. Согласие на предложение матери позволило бы Рут спастись самой и спасти мужа, но мой дедушка и остальные одиннадцать мужчин из кибуца остались бы в Дахау.
* * *
В шестистах километрах оттуда, в Берлине, Хрустальная ночь стала сигналом для всех евреев, которые прежде скептически относились к идее эмиграции. Бабушка Хельга впервые заметила, что что‑то не так, услышав по дороге в школу, как люди кричат, что горит синагога. Она быстро пошла дальше. Но вскоре стало ясно, рассказывала она, что этот день будет не похож на другие.
— Когда мы пришли в школу, директор собрала всех нас, девочек, в актовом зале и рассказала о том, что про изошло. Что в Берлине сгорело тридцать восемь синагог и что нацисты пришли, чтобы забрать всех муж чин–евреев.
Закончив речь, директор велела девочкам быть очень осторожными и отправила их по домам парами. По пути домой бабушка видела разбитые окна еврейских магазинов. Она безумно испугалась и почувствовала большое облегчение, добравшись наконец до родительской квартиры на Паризерштрассе. Правда, это ощущение сохранялось у нее не слишком долго.
— Дома я застала одного брата, – рассказывала бабушка Хельга. – Нацисты приходили, чтобы забрать мужчин. Но поскольку папа успел бежать, они взяли маму. Мы остались вдвоем с младшим братом.
Ступени приводят нас в большой зеленый парк. Мы пересекаем его и выходим к морю. Здесь в обе стороны, насколько хватает глаз, простирается прекрасный песчаный пляж с маленькими барами и кафе, больше напоминающий Таиланд, чем страну на севере Европы. Недостает только пальм, саронгов и чуть магических грибов.
Мы быстро добираемся до ближайшего кафе, где я останавливаюсь и пытаюсь с помощью словаря разобраться в меню.
— Ты что, опять проголодался? – восклицает отец. – С ума сойти можно, мы ведь только что поели.
— Я не голоден, – отвечаю я. – Просто хочу глянуть, чем тут кормят.
— Конечно, – иронизирует отец. – Лучше скажи прямо, что у тебя глисты. Такие длинненькие.
— Мне только хочется понять, есть ли у них супы. Говорят, они здесь вкусные.
— Эх, – произносит отец, усаживаясь за столик в тени. – Я супа не хочу.
— Ясно. Тебе нужны только гамбургеры и колбаса, поскольку ты думаешь, что знаешь, что это такое.
— И что в этом плохого? – возмущается отец. – Просто я не такой сноб, как ты.
— Я не сноб. Мне всего лишь хочется попробовать что‑то новое.
— А мне нет.
— Это я уже понял.
Я опять начинаю сердиться, но пытаюсь сдерживать свои чувства. Ведь здесь так хорошо: тихо и спокойно, о берег плещутся волны. Я решаю быть выше всяких перебранок и проявлять больше буддистского понимания.
— Хочешь кофе? – спрашиваю я.
— Я хочу колу, – решительно заявляет отец, и мои буддистские стремления сразу испаряются.
Вероятно, это как‑то генетически обусловлено, поскольку я просто не в силах сдержаться.
— Неужели ты действительно собираешься пить эту дрянь? Там же только сахар и красители.
— Ты опять говоришь как моя жена, – отвечает отец. – А я‑то думал, у нас отпуск. Впрочем, я сам виноват, раз поехал вместе с вами, вы оба только и делаете, что пердите, рыгаете и учите меня жить.
— Ы–Ы, – доносится от Лео как раз в нужный момент, чтобы подтвердить слова деда.
Однако наш старший попутчик, похоже, отнюдь не испытывает благодарности.
— Какая мерзость! – восклицает он.
— Я рыгнул не по–настоящему, – объясняет Лео.
— Неважно, все равно мерзко.
— Меня этому научил папа. Он часто так делает.
— Да, – с отчаянием произносит отец. – От этого парня ничего другого ждать не приходится.
— Это очень легко, – продолжает Лео. – Надо только сделать вот так.
Он снова набирает воздуха, глотает его и классически рыгает, продолжительно и громко.
— Спасибо, – говорит отец. – Достаточно.
Но Лео только вошел во вкус. И пока отец с лицом мученика принудительно наблюдает за рождением еще нескольких оральных извержений газов, я подхожу к киоску и покупаю ему колу.
— Мы собирались немного прогуляться по берегу. Хочешь пойти с нами? – спрашиваю я.
Жалоба
Напишите нам, и мы в срочном порядке примем меры.
Comments