Для Победы. Кукушата, или Жалобная песнь для успокоения сердца - Анатолий Приставкин Страница 24
Для Победы. Кукушата, или Жалобная песнь для успокоения сердца - Анатолий Приставкин читать онлайн бесплатно
– А зачем он вам? – интересуется Наполеончик, теперь он рассматривает свои сапоги, начищенные до блеска, сперва один, потом другой. – Товарищ Сталин-то зачем?
– Надо! Надо! – кричит, осмелев, Хвостик, но спиной жмется на всякий случай ко мне. – А вас я узнал! Вы просто легавый! Да! Да! Да!
– Он меня узнал! – хмыкает удовлетворенно Наполеончик, оборачиваясь к свите, ближе всех стоит Чушка и понимающе лыбится, глядя в землю. – А я такой, что меня нельзя не узнать! Я на картине Герасимова во весь рост изображен, два на три метра. Мы с товарищем Сталиным во время прогулки на Кремлевской стене! Кто не видел, можете в Третьяковке посмотреть! Там одно сукно, ого-го-го, как написано! И сапоги не хуже блестят!
– Серый! Не верь ему! Не верь! Я знаю, там на картине вовсе не он, а товарищ Ворошилов изображен! А его там нет! Нет! – кричит мне Хвостик из последних сил.
– Я и не верю, – говорю я. – Я сам у товарища Сталина спрошу.
– Он спросит! – качает головой Наполеончик и снова оборачивается к Чушке, который ему кивает. – Он спросит! – и вдруг зычно, словно на плацу, кричит: – Я те-е спро-шу! Ты за-ч-че-е-м в Москву приехал? К Сталину, гению всех народов, лучшему другу советских милиционеров! А пачпорт у тебя есть? Краснокожая из штанин паспортина? К Сталину в Москву беспачпортных не пу-ща-ют! Я вас сразу узнал: вы режимные, из «спеца», по вас в Москве Таганка плачет! Пересылка по вас плачет! И все магаданские лагеря!
– Серый! – кричит в отчаянии Хвостик и дергает меня за рубаху. – Он думает, у нас документов нет! А у нас есть документы! Скажи ему: у нас есть, есть!
Я спохватываюсь, торопливо ощупываю грудь. Но пусто под рубахой, потому что самые отъявленные жулики-милиционеры успели у меня все наше богатство в виде «Истории» и документов стянуть! Оттого и скалятся рожи сытые, московские, что уверены: у нас, «спецовских», ничего своего нет! И документов нет! И «Истории» своей нет!
Мы родом из корзины!
Я в страхе просыпаюсь, ощущая напоследок, как мой голос вязнет в глухоте окружающих, я пытаюсь кричать, но уже и самого себя не слышу: «Документы! Документы! Документы!»
Зато въяве снизу доносятся голоса, требующие документы. Я смотрю на Сандру, она уже не спит, тревожно прислушивается.
Высовываюсь, но едва-едва, краем глазка и вижу солдат с повязками, они проверяют бумаги у военного с вещмешком, у старичков тоже проверяют, и у женщины с детьми. Потом они задирают головы и торопливо окидывают взглядом полки и нас, торчащих наверху. Конечно, они видят нас, но ничего не спрашивают и уходят. Ясно, это не легавые, и мы их не интересуем.
Я говорю, чтобы успокоить Сандру:
– Видишь? – Будто она может знать о моем кошмарном сне с Наполеончиком. – Никаких пачпортов для Москвы и не требуется! Зря пугали!
Но сам торопливо ощупываю рубашку: слава богу! Книга с документами на месте!
Хвостик появился, как черт из-под печки, лишь только мы с Сандрой слезли сверху. А слезли мы для работы. Никто из пассажиров нам не удивился: ну слезли и слезли, значит, так и должно быть. Мы протолкнулись к середине вагона и встали так, чтобы Хвостик был впереди и все бы его видели. За ним Сандра, а потом я. Обращаясь к вагону, Хвостик звонким голосом объявил:
– Да-ра-гие па-па-ши, ма-ма-ши, се-стры, братья, моряки, летчики и советские боевые бойцы, а также трудовое население, которое в борьбе с проклятым фашистом кует нашу общую победу над врагом! От имени советских сирот, протерпевших от проклятого Гитлера голод и лишения, примите наш поклон и бедственные слова о помощи, которую мы просим!
Проклятый Гитлер, что же ты наделал,
Ты всю семью, родню мою убил,
Родителей угнал моих в неволю
И младшую сестренку погубил…
После стихов, прочтенных с пафосом, Хвостик набрал полную грудь воздуха и с жаром запел:
Вставай, страна огромная,
Вставай на смертный бой
С фашистской силой темною,
С проклятою ордой!
Тут уже и я подхватил, и Сандра замычала:
Пусть ярость благородная
Вскипает, как волна,
Идет война народная,
Священная война.
Люди, только восстав ото сна, оглядывались на нас, некоторые что-то жевали, но было заметно, что они прислушиваются к нам, да и как не прислушаться! Мы и сами знали, что в отличие от других попрошаек, которыми наполнены улицы и поезда, мы не поем жалостливых песенок про упавшего с неба летчика, которому изменила неверная курва-жена, а, прочтя чувствительные стишки про Гитлера, мы берем за горло песней, звучащей часто по радио, вроде бы привычной, но и непривычной… А вся непривычка в нашем исполнении: там ее поет суровый мужской хор, а тут всего два детских беззащитных голоса, а это для слушателя как обухом по голове! Я заметил – особенно возбуждались военные, а у них-то самые щедрые подачки! Мы-то наперед знали!
Дальше опять шли стихи, я громко их выкликнул:
Ты слышишь нас, родной товарищ Сталин,
Отмсти за нас врагу, сирот войны,
За землю, что поругана врагами,
Пусть в бой на смерть идут твои сыны…
И мы спели песню, посвященную нашему любимому вождю.
Ордена недаром нам страна вручила,
Это знает каждый наш боец,
Мы готовы к бою, товарищ Ворошилов!
Мы готовы к бою, Сталин, наш отец!
В бой за Родину, в бой за Сталина!
Боевая честь нам дорога!
Кони сытые бьют копытами,
Встретим мы по-сталински врага!
Мы не вертели головами, а были сосредоточены на выступлении и все-таки чутко ощущали, что происходит вокруг. Только проводницу я не сразу заметил, Сандра толкнула меня локтем: смотри, мол, и «эта» пришла! Надо ли оберегаться?
Я успокаивающе кивнул: «Пой, не бойся! Ничего страшного!» Но сам на всякий случай глянул, скосив глаза: проводница слушала, прислонясь к стенке, ничего угрожающего в ее позе и правда не было. Пускай слушает, лишь бы не мешала. Это вначале она могла нас схватить и выставить, а теперь не выставит, пассажиры не дадут! А нищих да сирот по вагонам вообще не принято обижать, особенно если они песни для людей поют.
А мы тебя ждем, боец, после боя,
Ждет мамаша твоя, и невеста, и отец,
Они тебя обнимут и к сердцу прижмут при встрече,
Когда с победой вернешься, герой-боец!
После таких торжественных стихов, обозначающих нашу тыловую верность фронтовикам, мы спели самую знаменитую и самую любимую песню: «На позиции девушка провожала бойца» – и завершили концерт.
Но мы не бросились тотчас собирать дань, а самую малость выждали, чтобы слушатели пришли в себя, оценив исполнение, и прикинули свои возможности. Ну то есть пошарили по мешкам, чего не жалко отдать! Но ждали мы недолго. Нельзя, чтобы о нас забыли или остыли от впечатления. Так втроем, с Хвостиком впереди – мы знали, что ему дадут больше, – мы двинулись по вагону, медленно поворачиваясь во все стороны, чтобы видеть каждого и никого не пропустить. От трех пар глаз не шибко-то отвернешься! А тому, кто нам подавал, мы громко, так, чтобы другие слышали, говорили: «Спасибо, дорогой дядя солдат (как вариант: «…дорогая тетя колхозница!») от имени всех советских сирот Советского Союза, несчастных жертв заклятого Гитлера!» А если отваливали горбушку хлеба, отломок жмыха или чего-то еще того богаче, мы прибавляли с поклоном: «Здоровья всей вашей родне и вашим детям, пусть им повезет больше, чем нам!»
Жалоба
Напишите нам, и мы в срочном порядке примем меры.
Comments