Что рассказал мне Казанова - Сьюзен Сван Страница 24

Вглядываясь в потолочные перекрытия, девушка удивилась его настойчивости. Как мог кто-то проломить эту крышу всего лишь куском гранита? Но Казанова не сдался: неважно, сколько неудач ему пришлось перенести. «Не удивительно, что Желанная Адамс подпала под его влияние, – подумала Люси. Он был человеком, который мог убедить вас в чем угодно, даже в том, что вы – это не вы».

Она почувствовала горечь разочарования, когда экскурсия подошла к концу. Остальные туристы поспешили на выход из дворца, а Люси остановилась посмотреть сквозь высокое решетчатое окно на библиотеку Сансовино. По крыше маршировали забытые каменные статуи с непреклонными лицами, которые так тронули сердце Желанной Адамс. Люси вытащила путеводитель Ли, чтобы посмотреть, как зовут этих одиноких фигур, и тут неожиданно что-то упало на каменный пол. Это была фотография маленькой светловолосой женщины с моложавым лицом. Мама. Фото было датировано тем годом, когда мать встретила Ли. Люси тогда исполнилось двадцать. Китти счастливо улыбалась, как будто бы говорила фотографу: «Мне не нравится, как вы тут командуете мной, но, тем не менее, я все равно желаю вам всего наилучшего». Люси помнила это выражение радостной решимости на ее лице.

Она медленно наклоняла голову до тех пор, пока не почувствовала щекой шероховатую, холодную поверхность камня дворцовой стены. Люси услышала, что плачет, и сама удивилась этому звуку – звуку своей боли.

В детстве, когда ей было шесть лет, Люси пережила одно ужасное горе. Отец, молодой медик-интерн, бросил мать и уехал в Австралию. Он прислал им одно письмо, и после этого о нем ничего не было слышно. Ребенком Люси часто искала отца под одеялом, и ее смущенное, озадаченное личико заставляло маму плакать. В припадке гнева Китти сдала одежду мужа в Армию спасения, но Люси сумела выкрасть пару отцовских кроваво-красных ботинок и припрятала их в туалете вместе с большим резиновым стетоскопом, которым она слушала дыхание своих кукол. Люси доставала ботинки отца, когда ей было грустно, и гладила их по пористым носам. А потом мать унаследовала столетний особняк, принадлежавший дедушке, и вещи отца потерялись при переезде.

Взрослея, Люси думала об отце все меньше. Она взяла фамилию матери и выяснила, что ей нравится жить в старинном доме, фундамент которого заложил внук Аарона Адамса. Красивый, светло-голубой фасад особняка однажды нарисовал довольно известный художник, эту картину даже иногда включали в ретроспективы. Люси делала домашние задания и занималась хозяйством, пока ее мать часами пропадала в университете. Сначала Китти исследовала гончарное дело племен, говорящих на ирокезском наречии, то есть гуронов и ирокезов, живших в Восточной Канаде. В монографиях с удручающе скучными академическими названиями, вроде «Керамика Южного Онтарио. Искусство в среде племен ирокезского наречия», К. А. Адамс заявляла, что гончарное дело у представителей этих неолитических образований было женским занятием, передававшимся по наследству дочерям. Люси иногда помогала матери с исследованиями, и в результате ее имя появилось в разделе «Благодарности».

Именно этот интерес Китти к культу богини, постоянно поднимаемый на смех в археологических кругах, и разорвал связи, соединявшие мать и дочь. Люси скептически относилась к теории Китти, что доисторические люди якобы почитали богиню по имени Великая Земная Мать. Она не понимала, каким образом мама от исследований сделанной женщинами лесных племен керамики вышла на грандиозное заявление, что большинство доисторических реликвий были объектами культа поклонения этой богине. Когда Китти стала последовательницей археолога Марии Гимбутас, она начала в поисках сторонниц привлекать на свою сторону пожилых женщин-академиков. Так что теперь быть дочерью известного профессора, доктора К. А. Адамс – означало ждать своей очереди в зале, переполненном странными, незнакомыми женщинами, претендующими на внимание ее матери. Как будто у этих поклонниц не было собственных матерей.

После подобных шумных приемов Китти могла схватить дочку за руку и воскликнуть: «Люси! Последовательница моя! Я так устала от всего этого!» До чего же Люси нравилось в такие моменты странное выражение маминых глаз, она чувствовала себя действительно нужной своей матери, словно бы вдруг сбрасывала покровы этой снисходительной любви и гордости и становилась той, на кого Китти могла опереться. Потом мать опять отправлялась на работу, а Люси снова принималась разрабатывать план – как привлечь ее внимание.

Девушка не осознавала, как же далеко развели их взгляды ее матери, до тех пор, пока не встретилась с одной из поклонниц Китти в читальном зале Миллера. В тот памятный день она вернулась с ланча и застала там школьницу с кольцом в носу, читающую старую статью, которую Люси помогла написать своей матери, об Аатаэнцик, женщине из мифов гуронов.

В этот момент Люси показалось, что она вдруг увидела, как вся ее жизнь прошла мимо нее: как она помогала матери по работе и вела домашнее хозяйство, как Китти бросила ее и ушла к Ли Пронски. И неважно, что говорила ее мать: Люси знала, что никакая она не последовательница и уж тем более не отличается терпением. Она почувствовала только боль и ревность.

Опустившись вниз, она безразлично прошла по комнате, где более двухсот лет назад инквизиторы проголосовали по делу Казановы. Люси вошла в Большой зал и увидела перед собой ту самую прославленную картину, которую Желанная Адамс некогда показывала отцу, – «Коронацию Девы» Тинторетто. Она покрывала всю восточную стену – большое, мрачное полотно, на котором тысячи крохотных человеческих тел, по виду похожих на святых или священников, парили в грязно-сером небе; их поднятые руки и напряженные тела были обращены к непостижимым нимбам света, окружающим Христа и Деву Марию.

В толпе туристов около картины Люси заметила женщину, вокруг шеи которой был обернут длинный красный шарф. Она говорила с мужчиной, держащим в руках камеру.

– Дино! – вскрикнула Люси радостно.

Пораженный, он оборвал беседу и легким шагом подошел к ней.

– Вы ждали меня? – спросила она. – Прошу прощения за опоздание.

– Разумеется, bella. [16]– Он поклонился, залихватски щелкнув каблуками.

После приступа меланхолии, нахлынувшей на нее наверху, Люси почувствовала облегчение при виде Дино. Они прошли сквозь анфиладу, опоясывающую дворец герцога, и вышли на площадь. Дино указал на колокольню, сказав, что Галилей продемонстрировал дожу свой телескоп именно в этой башне в 1609 году Здание рухнуло в 1902 году, но никто не пострадал. Только ранило кота Мелампига, названного в честь собаки Казановы.

– У него была еще другая собака, по кличке Финетт, – заметила Люси, но Дино равно душно пожал плечами. Она пересказала ему отрывок из старого дневника, в котором Желанная Адамс описала встречу с Казановой на башне, и итальянец внимательно ее выслушал. Наверху раздался звон колоколов.

На другом конце площади, у подножия второй башни, собралась маленькая толпа. Люди рассматривали богато украшенные часы. Подойдя поближе, Люси увидела трех маленьких королей и ангелов, выкатьшающихся с каждой стороны башни. Ангелы поднимали свои трубы к губам, а короли застывали в поклоне, качаясь перед Девой Марией и Христом, стоящими в нише над часами.