Квартет - Василина Орлова Страница 24

Важно, чтобы молоток был тяжел и надежен. Часы разбивать правильнее всего молотком. И лучше это проделывать вечером, примерно в шесть.

Именно так и поступила Алена.

Она расколотила их искренне и самозабвенно.

Дребезги жалобно звякнувшего механизма брызнули в стороны, пружина подпрыгнула со слабым стоном, колесико покатилось по паркету.

Она дунула в нависшую челку. Победно пнула раскуроченный механизм и вышла из комнаты, хлопнув дверью. Аккуратно, чтоб не помять конспекты, уложила в рюкзак орудие своего преступления.

Перекинув рюкзак за спину, с чувством легкого сомнения встала на пороге.

Да нет, она достаточно узнала Николу.

В небольшом клубе он играл на гитаре. Изучал историю, носил темные очки и кепку задом наперед. Маскировка, которая не помогла.

Пальцы сновали по грифу взад-вперед, как челноки. Поклонницы гудели у сцены роем возбужденных пчел.

Его команда уже поснимала гитары и заканчивала путаться в шнурах.

Клуб едва отбушевал. И готовился бушевать снова.

Крашеные, как яйца на Пасху, ребята вспрыгнули на невысокую сцену и занялись своей аппаратурой.

— Классно играешь! — В душном баре Аленушка хлопнула его по плечу. — Мож-но счас при-сое-диниться?

— Коктейль «отвертка»? Не стоит доливать сок. Вы понижаете градус…

Она захихикала невпопад:

— Вода закипает при ста градусах, так? Сто градусов. Это тупой угол. А если стоишь прямо — это аж сто восемьдесят. Ясно, что кипишь.

Они долго целовались под уличным фонарем.

В его комнате окно в полстены, на прозрачном столике случайный журнал — вид нежилой, словно в мебельном магазине.

— Меб-лированные комнаты, — буркнула Аленка первое пришедшее на ум.

Откуда это? Века из девятнадцатого. Что означало — не вспомнить.

Утром она сидела в углу, обхватив колени руками.

— Только не надо устраивать трагедию, — сказал Никола.

— А я и не устраиваю!

— Устраиваешь.

— Не устраиваю!

— Нет, устраиваешь. Детский сад! — Он подошел.

— Не загоняй меня в угол, — ощетинилась Алена.

— Ты сама сюда села, — простодушно отозвался он. — Давай лучше кофе пить.

Темная горечь в маленькой чашечке ароматно дымится. Рука подперла голову, волосы заслонили лицо. Скатываясь по носу, в кофе капает соль.

— Подсласти, — Никола пододвинул фарфоровую сахарницу.

Она кивнула, соль закапала чаще.

— Прости, у меня нет времени и желания лезть в глубины девичьей психологии. Мы неплохо провели время. Это комплекс вины? У тебя есть парень? Нет? Так чего ты тогда загрузилась?

Он кинул ключи на стол.

— Закроешь. Я тебе доверяю. Приходи завтра в полседьмого. Могу опоздать, ты себе музыку поставишь.

Никола притянул ее к себе и чмокнул в лоб:

— Нет романтики в нашем мире, понимаешь? Эпоха такая. Видишь, часы? Я их недавно купил, совсем новые. Они идут правильнее, чем самые дорогие, старинные. Мне иногда кажется, что старинные часы только прошедшее отмеряют.

— Ты невыразимо умен! Что ж ты с дурой-то связался?

Никола отвердел бровью.

— Не закатывай истерики, пожалуйста.

— Ладно. — помедлила Алена.

— Придешь завтра?

— Подумаю.

Она уже знала — придет. Она знала, что приходить не надо. Но приходила. Не раз и не два, пока не поняла, что пора уходить. Их времена не совпадали.

Кот закончил свое повествование. В моей голове вскипала каша. Кукушка, которая, оказывается, подслушивала из-за ставень, выглянула и робко сказала:

— А по-моему, варварство часы бить. — И тут же, испугавшись взгляда Василия, сховалась.

Да, в голове моей вскипала каша. Все совпадения случайны. Было предчувствие, что мне не расхлебать прошлого никогда. Или будущего? Не убери они тогда Николу из кадра… Но это невероятно! Один из возможных вариантов моего жизненного сценария предстал передо мной въяве. Нет сомнений, используй я тогда эту возможность, жизнь моя покатилась бы по совсем другим диалогам и сценам. Сейчас я, наверно, была бы совсем другим человеком. В другом месте. Без этих инвентарных номеров на белой кровати. Безо всех этих сказочных заморочек, зато без сомнения в своем рассудке.

Иллюзии умирают, но никогда не умирает единственная — что все иллюзии однажды умрут.

— Как сказка царевне? — обратился Баркаял.

— Сказка Соловья правдивее, — оборвала я.

— Но у него нет сказки, — возмутился Лукоморьев.

— Не могу себе представить ни одной сказки, которая была бы столь же бесчестна, как сказка кота!

Я развернулась и зашагала прочь. Меня догнала Ингигерда:

— Что случилось?

— Зачем вы убрали из моей жизни Николу? — Выйдя из-под перекрестья многочисленных взглядов, я схватилась за голову.

Вокруг веселились. Праздновал победу Соловушка. Лилось рекой вино. Сыпала трели гармоника. Кто-то отчебучивал гопака.

Ингигерда хладнокровно переспросила:

— Зачем мы его убрали? А не сделай мы этого, царевна не взыскала бы с нас? Лучшими вариантами людям представляются те, которыми они не воспользовались.

— У вас сердца, послушаешь, прямо из драгметаллов, — усмехнулась я.

И мне вдруг стало страшно. В очередной раз, но как никогда ранее. Я находилась в одиночестве, среди иных, чем я. Вокруг были другие. Они иначе думали, понимали. И действовали. Разумеется, в моих интересах. И только в моих.

— Зачем? Зачем? — Я все же не отдавала себе отчета. — Кто позволил вам вмешиваться в мою жизнь? Почему вы не спросили меня? У меня своя воля, свой путь, своя философия, наконец!

— В основании вашей, как вы изволили выразиться, философии лежит пока лишь желание любить, — с иронией школьного завуча произнесла малютка-Ингигерда. — Вы слепой светлячок, мотылек, летящий в огонь. Мы видели, что ты летишь в огонь. И именно тебе мы не могли этого позволить. Взгляни…