Ланч - Марина Палей Страница 24

Моим органам речи трудно выдавливать эти репризы. Как если б меня душили вожжами, одновременно заставляя исполнять ариозу влюбленной сильфиды. Меня так и тянет сказать, еще до начала всего этого паскудства: господа, а что если заранее опустить и ваши колебания воздуха, и мои ответные колебания? Давайте будем считать, что мы его уже отколебали, о’кей? Тем более, мы тут с моим противником изрядно в этом отношении потрудились. Сопели. Пыхтели. И, кроме того, громоподобно портили воздух. А вы то же самое делаете мозгами. К чему?

Но я этого не произношу. Я произношу всё, что следует произнести (см. выше) по их правилам. Казалось бы, это должно их удовлетворить. Не тут-то было. Они смотрят на меня как-то по-куриному, боком, и быстро, словно склевывая червяка, говорят: а несмотря на все твои провалы, ты очень даже неплохо выглядишь! (Ну, эта фраза полностью закономерна — она предсказуема даже физиологически, подобно тому, как за сокращением переполненной прямой кишки следует эвакуация каловых масс.)

Он тоже вносит свою лепту.

Он бессловестен. Мыслей у него нет. Но я улавливаю словно бы суммарное излучение его сущности. Эта сущность, будучи перекодированной в слова, являет собой некую фразу. Зрительный и звуковой эквивалент происходящего таков, как если б он наконец разверз свои молчащие доселе уста. То есть, как если б он снял наконец печать молчания с извечно безмолвных уст своих. То есть, как если б он всё это проделал, просветленно пронзив меня своим кротким, лучезарным, всепрощающим взором, — проделал всё это, вздохнул и внятно затем изрек: во, бля, свезло же ханурику — его, бля, и реанимируют, и всякие там интервью, на хер, у козла берут; у меня бы кто взял!..

…У меня от смеха давно уже хроническая икота, аневризма аорты, а также диафрагмальная и пупочная грыжи. Как мне со всем этим справиться? И потом: когда же меня, за моей недееспособностью, наконец дисквалифицируют?

8

Про «них» я полностью всё сочинил. «Их» я не знаю, не люблю, боюсь. Не ведаю даже, какой именно компонент в этой триаде преобладает. И, главное, я не уверен, что «они» действительно существуют. Если это лишь назойливые галлюцинации, что сродни фантазиям, то крайне обидно, почему они так уродливо, так незатейливо однообразны.

Мне кажется, я имею дело всё с одним существом, с одним и тем же существом, которое обнаруживает жуткое сходство с навязанным мне противником. Может, он и «они» действительно одной и той же породы. А может, таков дефект моей оптики. Мне-то что с этого?

Там, где вместо единицы предполагается множество, где надлежит быть многоцветности, цветению, многоликости, я вижу монохромность, бесплодность, я вижу чудовищную монотонность, — по сути, я вижу существо без пола, без возраста, без, тем более, каких-то личностных черт, — существо, крепко оснащенное одной-единственной кнопкой, дающей ему гарантию осуществления элементарной программы. Может быть, благодаря этой единственной кнопке, оно и является (в отличие от меня) непоколебимо целеустремленным, потому что и цель, предполагаемая этой программой, соответственно, только одна.

Механическое скопление этого существа в одном отдельно взятом месте я и называю «они».

Если верить посещающим меня фантомам, спорт «им» тоже не чужд. Однако, в соответствии со своей программой, «они» рассчитаны на другой его вид.

Это бег. Но вовсе не стайерский, благородный, длиной в «долгую плодотворную жизнь», и не спринтерский, страстный, длиной в «жизнь короткую, но яркую». Это просто собачьи бега, когда впереди своры собак, выпущенных из загона, безостановочно несется по проволоке — заведомо неуловимый — фальшивый, склеенный из фанеры и тряпки, механический заяц.

Если смотреть со стороны, становится абсолютно яснo, что, быстро-быстро суча ногами, «они», как на мертвой привязи, стоят всё на том же месте, а мимо, подгоняемый облаками, двигается пейзаж.

Велика ли разница между «ними» и мной? «Они» сучат ногами, быстро-пребыстро, — я быстро-быстро мельтешу кулаками. В обоих случаях с нами ведут (мы ведем) глупейшую, унизительную, откровенно провальную для всех нас игру — какого-то непристойного, точнее сказать, жуликоватого сорта — игру, которой только видимость спорта придает некое формальное (хотя, по правде, тоже шулерское) благообразие.

Но, в отличие от меня, «они» мучаются глупостью этой игры вовсе не ежесекундно, а кроме того, проделывают свои механические телодвижения, в сравненье со мной, гораздо — о, гораздо быстрей.

Вот, пожалуй, и всё, что нас различает. (Поэтому далее логичнее было бы именовать «их» уже без дистанцирующих кавычек.) Мягко говоря, малоприятно. Мне, кстати сказать, такое семейное заединство вовсе не утешительно. Как если б они мне сказали: думаешь, ты один (тупоумствуешь, сходишь с ума, умрешь)? — отнюдь: все вокруг (тупоумствуют, сходят с ума, умрут). Именно так, кстати, они всегда говорят. Хорошенький бальзам для насмерть раненного существа из вида sapiens!

Да, вот еще что: они любят (см. выше) давать советы. И потому они говорят: ты ленив. Надо размахивать кулаками быстрее, гораздо быстрее! Бери пример с наших нижних конечностей. Они говорят: у тебя замедленная реакция. Они говорят: ты подставляешь себя сам. К примеру: он ударил бы тебя в лоб, что не так уж опасно, а ты подставляешь свой единственный пах. Кроме того: ты плохо увертываешься. Ты вообще малоувёртлив, кто же тебе виноват? Они говорят: у тебя недоразвит инстинкт самосохранения. Они говорят: у тебя нет никакого азарта. Нет, что называется, воли к победе — нет ее, нет!

9

Я не знаю, что значит «победа». Это слово короче, чем «абракадабра», а потому удельный вес бессмыслицы в нем, соответственно, выше. Единственная цель, которую я могу еще пестовать в своих вылинявших мечтах, — это стремление достойно уйти.

По-моему, это единственно достойная цель. Мой выход на ринг был слеп, опрометчив, случаен, он был несуразен на все сто процентов, зато уход будет полностью закономерен, и одним даже этим он примиряет меня с тщательной к нему подготовкой.

Это неправда, что у меня нет азарта! Но «воли к победе» действительно нет, потому что я не знаю, что такое победа.

Что еще?.. что еще?.. Как это странно… Как будто напоследок я спешу оправдаться… Почему бы и нет? Задача, отнюдь не позорная для того, кто умеет подсчитывать раунды. Кстати, почему этот поединок до сих пор не прекращен? Почему его не прекратили в самом начале, в виду явного технического превосходства противника?!

Они говорят: тебе надо отвлечься. Что им ответить? На время — не стоит труда? Это всё равно, что смолчать, потому что понят не буду. Так лучше и впрямь промолчать. И потом: если отвлечься, то кто за меня станет махать туда-сюда кулаками? То-то и оно. Ведь кто-то же должен. Да и на что отвлекаться? (См. выше.) Точней говоря: чем?

От моего отчаянья меня отвлекает лишь страх. По оздоровительному эффекту это несколько напоминает так называемый «активный отдых», состоящий в последовательном чередовании разных форм вкалывания: сначала отдыхающий поправляет свое здравие на галерах, а потом поправляет его, еще основательней, на урановых рудниках. Ну и так далее. Метод срабатывает безотказно.