Заложницы вождя - Анатолий Баюканский Страница 23

— Моих, Семыкиных, не встречал?

— А Глотовых?

У Бориса кругом пошла голова, лица ребят стали раздваиваться, качнулся и поплыл потолок. Первым заметил это странное состояние Валька Курочкин. Как и в далеком сороковом году он тряхнул боевым хохолком своих знаменито-пышных каштановых волос:

— Братцы, ну, чего насели на парня? Прекращайте расспросы, будет еще время, пусть Борис отдышится, чайку попьет. Чумак, сообразил бы лучше что-нибудь пожрать.

Ребята кинулись выполнять Валькин приказ. Борис невольно отметил, что Валька Курочкин пользовался среди ребят непререкаемым авторитетом, а ведь в училище слыл слабаком, «маменькиным сынком». Это мимолетное замечание сразу забылось. Он мысленно возблагодарил судьбу за бесценный подарок — встречу с однокашниками, с друзьями, хотелось так много рассказать им о своих мытарствах, но неожиданная встреча потрясла, отняла силы, он машинально жевал хлеб да переводил взгляд с одного родного лица на другое. Однако постепенно пришел в себя и начал медленно разматывать клубок тягостных воспоминаний, рассказав ребятам о военно-морском госпитале, куда попал после ладожской ночи, страшно заволновался, припомнив вторую эвакуацию из Ленинграда в глухую вятскую деревушку. Разбередил сам себе душу, начал ожесточенно тереть глаза. Ребята деликатно молчали, но когда услышали из его уст рассказ о побоях и издевательствах, которые пришлось вытерпеть от бывших тюремщиков в эшелоне, ребята заволновались:

— Ну и твари!

— Нашли себе по силе!

— Стервы уголовные!

— Братцы! — Валька Курочкин вскочил на табуретку. — Давайте хорошенько проучим этих блатных. Отлупим их, как сидоровых коз.

— Верняк! Вот это дело! — Ребята зашумели, вскочили со своих мест. Предложение Вальки было той искрой, которая мгновенно охватила и воспламенила всех.

— Айда, Борис! Ты покажешь подонков!

— Стойте! — Ахмет растолкал ребят, подошел ближе к Борису.

— У меня есть гениальный план. Ты иди к своим корешам, займи свое местечко и жди нас. Никому о заговоре ни слова. Понял? Молния всегда бьет неожиданно.

— Иди, Борис! — покровительственно проговорил Валька Курочкин. — Потерпи еще немного, а мы тут мозгами пораскинем. Чай-то допей.

Борис кивнул головой, допил сладкий чай и пошел к выходу. Душа его пела от радости, казалось, хвори и те отступили, чувствовал приятную легкость во всем теле. Честно говоря, он совсем не жаждал мести, просто жизнь каждого человека, как написано в одной умной книге, проходит полосами — то худо, то добро, то радость, то горе. Видать, пришла удача и на его долю. Теперь ему не страшны ни «топорики», ни «костыли» да и весь их преступный мир…

Борис чуть было не заблудился на огромной сиблаговской территории, бараки были удивительно похожи один на другой, правда, имелось и различие — возле одних бараков стояли часовые, возле других прогуливались вохровцы.

… В бараке Борис нашел Сергуню, который приютился со своим земляком с краю нижних нар. Середину занимала знакомая шайка-лейка. Вожак издали разглядел Бориса, осклабился:

— О, гляньте, прибыл сам товарищ «выковырянный»! Наше вам с кисточкой! За спецпайком бегал, да? Молодец. А почему мне тушенки не притартал? «Топорик», сам знаешь, страсть, как тушенку любит. Ладно, срок тебе — сутки. — Голос вожака зазвенел угрозой. — Не приволокешь мясца, убью и закопаю. Кстати, с кем это ты на плацу шашни заводил? Хочешь за паек заступников сыскать?

Бориса так и подмывало огрызнуться, бросить в лицо ненавистного вожака, что недолго ему осталось зловредничать, грядет час расплаты, однако, вспомнив про наказ земляков, он сдержался. Прилег на нары, и его охватила безнадежная грусть, стало жалко всех этих горе-блатных, которые, тоже поди, выламываются от безысходности жизни, строят из себя сверхчеловеков, а на самом деле людишки они так себе, трын-трава. И вместе с грустью к нему пришла безрассудная смелость. Слез с нар и вплотную подошел к уголовникам, с открытым вызовом принялся в упор рассматривать их самодовольные нахальные рожи, привстал на цыпочки, отметил не замеченный прежде шрам на шее «Топорика», болезненную одутловатость «Буры», бегающие глазки «Костыля».

— Ты чего это, седой, на нас глаза таращишь? — удивился «Топорик», — может, их тебе выколоть, а? — И залился дурашливым смехом.

Когда Борис уходил из ленинградского барака, кто-то из ребят накинул ему на плечи новенький ватник. Борис совсем забыл о подарке. Однако уголовники мгновенно приметили обнову. С нар легко соскочил «Костыль», сдернул с плеч Бариса ватник.

— Чур мое! Как я замерз! — Быстро напялил ватник на себя, злорадно захихикал, взобрался на нары.

— Отдай ватник! — решительно потребовал Борис. — Мне тоже холодно. — Все еще надеялся, что здравый смысл не совсем покинул уголовников.

— Ишь чего захотел! — засмеялся «Бура», — мы с «Костылем» ватник на базаре толкнем, тебя угостим.

Борис сделал над собою усилие, отвернулся от уголовников. Отыскал Сергуню, присел рядом, обвел глазами свое новое обиталище. По обеим сторонам, вдоль стен хозяева приготовили для них двойные нары. С торцов имелись двери, которые постоянно открывались и закрывались — братва бегала то в уборную, то на улицу. По бараку гуляли сквозняки. Две печки-чугунки не могли согреть не обжитое еще помещение. Однако ребята-северяне на замечали холода, они степенно, по-хозяйски устраивались на нарах, расправляли изрядно «похудевшие» «сидоры», сбивались в артели — деревня предпочитала держаться особняком даже от городских.

Распахнулась одна из дверей. В барак широким мужским шагом вошла пожилая женщина с зачесанными назад седыми волосами. Низким голосом проговорила:

— Прибыли, значит, вятские — парни хватские, семеро одного не боятся, один на один — все котомки отдадим.

— А ты кто такая будешь, баба? — свесился с нар «Топорик».

— Меня зовут Тамара Петровна, я ваш завхоз. Прошу любить, жаловать не обязательно. Тэкс, тэкс. Ну, хватит болтать. Со мною сейчас пойдут пять человек. Ты, ты и вы трое. Возьмем в кладовой матрацы и одеяла.

— Мне покрывашку не забудь, из гагачьего пуха! — сострил «Бура» и вдруг запел: «Есть у меня кофточка, скоком заработанная, шубка на лисьем меху…»

— Ни лисьего меха, ни пуха не обещаю, — не приняла шутливого тона Тамара Петровна, — соломы малость для подушек выделю, на всех ее, правда, не хватит. Ну, за мной! — Не оглядываясь, женщина решительно вышла из барака, не сомневаясь, что пятеро помощников идут следом.

О, если бы завхоз знала, что произойдет через несколько минут после ее ухода, она вряд ли покинула бы барак. Неожиданно, словно по сигналу, распахнулись обе двери, и помещение барака мгновенно заполнилось рослыми парнями в бушлатах и ватниках, которые мгновенно растеклись по бараку, заняли «ключевые позиции» у дверей, окон, у печек-«буржуек». Обветренные, прокопченные в горячих цехах лица ленинградцев казались зловещими в сумеречном свете. В руках у «незваных гостей» были железные прутья, пряжки от ремесленных ремней.