Улица - Исроэл Рабон Страница 23

Я проходил мимо витрины с зеркалами. Меня потянуло взглянуть на себя, я остановился у витрины и стал рассматривать себя в зеркале. Лицо у меня было худое, костлявое и бледное. На подбородке выросла немаленькая борода. Длинные нечесаные волосы, грязные и свалявшиеся, достигали бороды. Когда я хорошенько разглядел себя в зеркале, я заметил, что в моих глазах мелькает дикий огонек бессонных ночей. Я был необычайно бледен, как человек, вставший с одра долгой и тяжелой болезни; можно сказать, что тогда я был страшно бледен. В драной солдатской шинели с поднятым воротником я выглядел как пришелец с того света. Мой растрепанный вид позволял с первого взгляда признать, кто я таков, и сказать обо мне: «Этот не от мира сего…»

Я выглядел не старо и не молодо. Никто бы не сказал, сколько мне лет. Глаза глубоко ввалились, скулы торчали. Я удивился изможденности своего исхудавшего лица. Меня охватила жалость — я выгляжу как привидение! Я вгляделся в зеркало и как будто поперхнулся:

— Эта женщина насмешничала надо мной… не иначе как насмешничала…

Дверь лавки, которой принадлежала витрина, открылась, оттуда вышел толстый господин с сигарой во рту. Он обратился ко мне грубым, сердитым тенором, так, как говорят с низшими:

— Это зеркало не для того здесь стоит, чтобы в него пялились часами!..

Этот злой голос хлестнул меня, как кнут. Я не пошел дальше своей дорогой. Я остался стоять, мысленно готовый к отпору. Мое лицо исказил гнев.

— Имею полное право смотреться в зеркало столько, сколько захочу… Я четыре года провел на войне… Четыре года, понятно? Я дрался на трех фронтах!.. Не думайте, что я нищий… Перед тем, как меня призвали, я был бухгалтером в знаменитой фирме «Борицкий и Ко»… Если не верите, смотрите!

Сам не понимая, что я делаю, я достал из кармана старую рваную бумагу и резко швырнул ее в двери. Это был документ, подтверждавший, что я действительно работал в головном отделении фирмы «Борицкий и Ко». Швырнув в толстяка эту бумагу, я вихрем умчался.

Я пошел медленнее, только оказавшись недалеко от цирка. Я и сам не знал, отчего и почему я чувствовал себя таким опустошенным и сломленным.

Как глупо я разговаривал с тем человеком около зеркала! С каждым днем я становлюсь все глупей… Все у меня теперь не слава Богу…

Все еще шел сильный дождь. Ветер не прекращал раскачивать вывески и фонари. На улице было мало народу, только кое-где попадались одинокие прохожие.

Директор уже пришел в цирк. Он расхаживал взад-вперед по своему кабинету и считал.

— Сегодня пойдете носить афишу сразу после обеда… Старая афиша размокла. Сделали новую. Приходите после обеда, — сказал он мне.

Я постоял еще минуту. Директор оторвался от бумаг и посмотрел на меня.

— Ага… Вы хотите денег? — он вытащил из кармана несколько тысяч марок и швырнул их мне. Я вышел на улицу.

Было темно, как будто наступил вечер. Мои ботинки были полны грязи, а дождь насквозь промочил меня. Я прошел две маленькие улочки. Перед моими глазами все еще стояла жена Фогельнеста — ее глубокие страдающие глаза и юные свежие губы.

Боже мой, как хорошо, когда рядом с тобой есть такой человек! Как мило она вела себя со мной, грязным, оборванным и, главное, незнакомым.

Я думал о ней как о неземном, фантастическом и удивительном существе. Мне казалось, что она давно, давно ждет меня, что она меня откуда-то знает…

Вдруг в моих ушах зазвенел ее смех, которым она смеялась, стоя на лестнице.

Что означал этот смех? Для кого она так вырядилась? Я ничего не понимал.

Я оказался перед парикмахерской. Я вошел в нее и велел меня побрить и постричь. Парикмахер в белом халате посмотрел на меня с недовольным выражением лица. Я ему не понравился. Он велел садиться и позвал маленького ученика, которого обычно использовали для того, чтобы он чистил клиентам платье.

— Побрей господина! — велел парикмахер ученику и повернулся ко мне спиной, чтобы заслонить от других клиентов мою драную шинель, в прорехи которой выглядывала грязная рубашка.

Когда я был пострижен и побрит, мальчик сказал мне, показывая рукой на человека в белом халате:

— Двести марок господину мастеру!

Я вытащил из кармана тысячную купюру и расплатился. Мне дали восемьсот марок сдачи.

— Вот тебе на чай! — я швырнул малому восемьсот марок и быстро вышел.

Когда я уже отошел на некоторое расстояние от парикмахерской, чей-то голос окликнул меня:

— Вы ошиблись… Дали мальчику слишком много денег!

Человек, который ко мне обращался, держал в руке восемьсот марок.

Я пошел дальше, больше не оборачиваясь. Я представлял себе, как удивился малый, пересчитывая такую сумму, и как был удивлен человек в белом халате. Я был удовлетворен.

17

Директор цирка Вангалли последние дни ходил злой и раздраженный. Он расхаживал по своему кабинету, выпуская облака дыма из своих контрабандных, толстых немецких папирос и каждую минуту зло ворчал:

— Пять-шесть тысяч… К черту… Дефицит…

Он не отвечал на мои приветствия, ходил кругами и никого не замечал.

Но однажды он меня все-таки заметил.

— Вам что-нибудь причитается? — спросил он.

— Да. Причитается.

— Сколько?

— Восемь тысяч марок.

Он вытащил из портфеля светлой кожи несколько ассигнаций и протянул их мне.

Я хотел было уйти. Но директор посмотрел на меня глубоким проницательным взглядом и сказал:

— Погодите немного, мне нужно с вами переговорить.

Я остановился на пороге.

— Вы можете хорошо говорить? — спросил он.

— Да, могу, — ответил я, улыбнувшись.

— И по-польски?

— Могу и по-польски.

— Вы сможете у меня заработать на жизнь…

Он помолчал несколько секунд, а потом громко сказал:

— Значит, так, дело вот в чем: я совладелец кинотеатра «Венус», который, как вы знаете, находится в районе, почти сплошь населенном рабочими, большая часть которых не в состоянии читать титры. Во время показа картины вы будете стоять за экраном и в дырку объяснять публике, что происходит в каждой сцене. Понимаете? Вы должны говорить громко и отчетливо, и еще вы должны говорить интересно… Ин-те-рес-но… Вас должно быть слышно, и ваша речь должна доставлять удовольствие… Вы должны привлекать публику. Вы должны говорить смело, бодро, так, чтобы вас хотелось слушать… Например: в картине показана схватка между двумя полицейскими и бандитом Зигомаром [20]. В этом случае вы должны говорить так: для того, чтобы схватить великого предводителя бандитов Зигомара, было послано десять лучших тайных агентов из числа тех, которыми располагает полицейская префектура Парижа. Верный слуга принес Зигомару сведения, которые узнал из документов, выкраденных им из взломанного железного несгораемого шкафа в полицейской префектуре. Зигомар, услышав эти новости, только улыбнулся, вытащил револьвер, воздел ствол к небу и произнес: «Десять — это не один. Но я, Зигомар, предводитель банды „Черный скелет“, посоветую подлым предателям…»