Тень скорби - Джуд Морган Страница 22

В течение следующих двух недель Элизабет много отдыхала, однако усталость ни на каплю не уменьшалась.

По крайней мере, ей не было одиноко в дортуаре. Добрая половина девочек слегла с жаром. Когда в конце мая пришел доктор Паско, он шагал взад-вперед с резкой бодростью: что же, что же, так не пойдет. Но позже кто-то слышал, как в комнатах мисс Эванс говорили на повышенных тонах. А следующим утром доктор Паско стоял, сложив на груди руки, рядом с мисс Эванс, когда та перед молитвами обращалась ко всей школе с особым объявлением:

— Девочки, поскольку в школе так много заболевших детей, мы решили, — посоветовавшись с мистером Уилсоном, — что тех из вас, кто достаточно хорошо себя чувствует, необходимо перевести в более здоровую атмосферу. У мистера Уилсона есть дом на берегу залива Моркам, и он великодушно согласился, чтобы вы разместились там, пока не прекратится действие инфекции. Доктор осмотрит вас и решит, кому ехать, а кому оставаться. Я велю перенести ваши чемоданы наверх до обеда. Нельзя терять времени.

Море! Предательская радость затрепетала сквозь тени скорби о Марии и тревоги за Элизабет, и отступать она не желала. Ах, только бы ей разрешили поехать к морю… Доктор Паско быстро переходил от одной воспитанницы к другой, пробуя лбы, приподнимая веки, заглядывая в горла. «Ты едешь…» — Эмили. «Ты едешь…» — Шарлотте. Она впустила в себя радость. Может быть, это благо, в котором они нуждаются: в конце концов, жизнь ведь не должна состоять сплошь из одних лишений и горестей. Возможно, морской воздух окажется именно тем, что способно вернуть Элизабет силы, особенно вдали от всех тех воспоминаний, что преследовали их в школе. Элизабет, конечно, разрешат поехать: у нее не такая высокая температура, как у некоторых девочек, просто она немного вялая и кашляет…

С Элизабет доктор Паско задержался дольше, чем со всеми остальными.

— Что ж, — сказала она, когда Шарлотта и Эмили подошли к ней, — да, я еду, но не к морю. Я еду домой… — Голос Элизабет дрогнул, всего на мгновение, как упущенная, но тут же подхваченная нить, крепко сжатая теперь в руке. — Я еду домой сегодня же, как Мария. Доктор говорит, что так будет лучше. А сейчас мне нужно идти собираться.

Никаких писем папе: нет времени, мелькнуло в голове Шарлотты, потому что полшколы готовится уезжать. Или просто не осталось времени? Жена сапожника довезет Элизабет в дилижансе до Китли. Нельзя терять ни минуты. И снова сестры у ворот. Ветерок развевал волосы Элизабет, не стриженные за время болезни, по носу и губам; волосинки прилипали к коже, словно клейкая паутина, однако Элизабет даже не пыталась убрать их с лица. «Еду домой, как Мария…» Шарлотта не знала, что сказать. Если попытаться что-то сказать, думала она, наружу вырвутся только стенания, хрипы и несвязные звуки. Элизабет не поцеловала ни ее, ни Эмили. «Я еду, но не к морю…» Жена сапожника, печально, по-матерински добрая, сказала, чтобы они поторопились. Снова колеса двуколки загремели и скрылись из виду. Эмили вперила убийственно сосредоточенный взгляд в пятно мха на воротном столбе. Шарлотта взяла сестру за руку, повлекла внутрь школы. Нужно складывать вещи. Ей чудились прорези и дыры, струи холодного воздуха, где их не должно было быть.

В конце концов моря она так и не увидела. Дилижанс доставил первую группу девочек, в которую входили Шарлотта и Эмили, к заливу Моркам уже в сгустившихся сумерках. Когда добрались до летнего дома мистера Уилсона, некоторым из воспитанниц хватило энергии весело носиться по спальням, распахивать настежь окна, чтобы почувствовать запах моря и увидеть волны, накатывающиеся на берег. Шарлотта занялась тем, что распаковывала свои ночные сорочки и одежду Эмили. «Да, я еду, но не к морю. Скоро увидимся. Доктор говорит, так будет лучше… Я не могу этого облегчить…» И еще: «Посмотрите на это негодное дитя…» Шарлотте хотелось одного — спрятать голову в сон. Когда спишь, видишь сны, а во сне можно снова увидеть Марию — так ярко, что на этот раз, возможно, она будет настоящей, к ней можно будет прикоснуться. Море было просто образом.

Следующий день был посвящен разбору чемоданов и налаживанию быта, согреваемому смутным обещанием, что позже, когда дела будут окончены, они, возможно, прогуляются к морю… А потом все резко и навсегда прекратил громкий, настойчивый стук в парадную дверь.

— Папа.

Эмили первой узнала его голос и бросилась в прихожую. В Коуэн-Бридже никто не отважился бы на подобное, но, быть может, они уже знали, что для них Коуэн-Бридж закончился. Шарлотта побежала вслед за сестрой.

В холле она увидела папу, который стоял на коленях и обнимал Эмили. Шарлотта на мгновение замерла от потрясения. Она еще никогда не видела папу на коленях: казалось, это было окончательным подтверждением, что мир безвозвратно перевернулся с ног на голову. Потом папа снова раскрыл объятия, подзывая к себе Шарлотту. Испытывая благоговейный трепет, Шарлотта неуверенно пошла вперед. Лицо папы, белый клин на фоне каштановых локонов Эмили, поразило ее. Он выглядел изнуренным, встревоженным, доведенным до отчаяния, а еще каким-то разъяренным. Но его гнев не был направлен на кого-то или на что-то: с ними он говорил ласково, с мисс Эванс, кружащей неподалеку, — с обычной учтивостью. Причина была где-то внутри.

— Доктор принял решение немедленно отправить Элизабет домой, — говорила мисс Эванс. — Поэтому не было возможности заранее сообщить вам об этом. Как у нее дела, мистер Бронте? Боюсь, дорога могла утомить девочку…

— Она очень слаба, сударыня. Но дом, конечно, для нее лучшее место и, думаю, для всех моих девочек, учитывая сложившиеся обстоятельства. Переезд к морю — чудесная идея, но… — Он неловко поднялся на ноги. — Пожалуйста, будьте любезны распорядиться, чтобы вещи Шарлотты и Эмили упаковали немедленно, мы уезжаем домой.

Еще немного детских историй.

Мария Бронте покинула школу для дочерей священников, Коуэн-Бридж, в недобром здравии 14 февраля 1825 года и умерла дома 6 мая.

Проснувшись следующим утром, первым утром после возвращения в хоуортский пасторат, Шарлотта удивленно посмотрела на Эмили, крепко спящую рядом, прислушалась к раскатам гулкого кашля, раздававшимся где-то рядом, и подумала: «Я в Коуэн-Бридже, и это кашляет Мария». Когда пришло осознание истины, та оказалась настолько бурлескной смесью добра и зла, что Шарлотте оставалось лишь спрятаться под одеяло от ее жуткого ослепительного блеска. Хотя звук кашля это заглушило.

Мэри-Элеонора Лоутер покинула школу для дочерей священников, Коуэн-Бридж, в недобром здравии 27 января 1825 года и не вернулась.

— Нет, нет, — рассеянно сказал папа, — в Коуэн-Бридж вы не вернетесь.

Шарлотта стиснула руку Эмили.

— Спасибо, папа.

Он бросил взгляд на тетушку. Она была в трауре: хотя, как ни странно, это почти не замечалось. Такой вид был для нее естественным.

— Предприятие потерпело неудачу, мисс Брэнуэлл. Я больше не рискну на него пойти. Мы найдем какой-нибудь другой путь. На данный момент я обеспокоен только тем, чтобы… чтобы сберечь, что имею.