Красота - Кэти Пайпер Страница 22

Лица, благодаря которому я строила свою карьеру, больше не существует. Красота, которой я могла заработать себе на жизнь, теперь уничтожена. Из одной крайности я попала в другую. Если бы все это не было так трагично, я бы рассмеялась. Какая горькая, жестокая ирония!

— Папа, я такая уродливая! — всхлипывала я.

— Но в душе ты все та же Кэти, — ответил отец.

Но это не так. Теперь я сильно отличалась от той веселой, пробивной, независимой и неукротимой молодой девушки. Я знала ее когда-то давно, она была моим лучшим другом. А теперь умерла. Я могу только горевать о ней. И еще мне необходимо постараться забыть ее — если я хочу когда-нибудь обрести душевный покой.

Назавтра я все еще не могла прийти в себя от увиденного. В тот день мне подгоняли по размеру воротник, полоску на подбородок и манишку. Медсестра объяснила, что мне нужно будет носить эти приспособления, чтобы сгладить шрамы и ускорить процесс восстановления кожи. Но когда на меня нацепили все эти штуки, мне стало жутко неуютно, как во время приступа клаустрофобии. И тут одна из врачей-физиотерапевтов сказала, что на лице у меня тоже будет такая маска.

— То есть? — в замешательстве спросила я, впервые слыша об этом.

— Ну да! Маска из прозрачного пластика, — подтвердила врач. — Ее нужно будет носить двадцать три часа в сутки, от восемнадцати месяцев до двух лет. Ты наденешь ее через несколько недель, — беззаботно добавила она.

Сердце ухнуло куда-то вниз. Будто мне мало того, что стало с моим лицом! Теперь еще придется носить какую-то маску, как Ганнибал Лектор!

— Я не знала, — пробормотала я, стараясь не расплакаться.

Я провела в больнице уже пять недель и ни разу не подумала о том, чтобы поехать домой. Больница стала моим миром, казалось, навсегда. Я просто решила, что останусь здесь навечно. Тут меня принимают, несмотря на мои увечья. Тут я в безопасности. Поэтому, когда мама сказала, что меня планируют скоро выписать, я была просто убита.

— Ни за что! — покачала я головой. — Я останусь здесь.

— Но рано или поздно тебе придется поехать домой, Кэти, — возразила мама.

— Что мне делать? — позже спросила я у одной медсестры, очаровательной рыжеватой блондинки по имени Сьюзи. Но что она могла мне ответить? Она просто гладила меня по голове, позволяя выговориться.

На следующий день у меня была примерка компрессионных перчаток для заживления шрамов на руках. А потом мы с мамой пошли в кафе при больнице. Там я встретилась с Адамом, полицейским, и двумя детективами, которые занимались моим делом.

Теперь, зная, как выгляжу, я боялась встретиться с ними взглядом. Им тоже будет противно на меня смотреть? Наверное, расставшись со мной, они переговаривались: «Ты это видел? Когда-нибудь приходилось видеть что-то подобное?»

— Привет, Кэти, — улыбнулся Адам, и я пробормотала что-то в ответ. Один из детективов, Уоррен, объяснил, что им нужно снова взять у меня показания и записать их на видео. Я задрожала. А что, если я это сделаю, а Дэнни все равно не посадят? Он заставит меня заплатить за это, он отомстит мне. Но назад дороги не было. Я должна быть сильной.

— Ты готова, Кэти? — спросила мама.

— Да, — ответила я, хотя мне безумно не хотелось этого делать.

Следующие два с половиной часа я сидела в маленькой комнатке и говорила перед включенной видеокамерой. В последний раз я снималась перед нападением — тогда я работала на «Fame TV». Это было всего пять недель назад, а казалось, будто прошло десять лет.

Запинаясь, я описывала, как познакомилась с Дэнни на Facebook, как он забрасывал меня комплиментами, как мы начали встречаться. Вспоминая начало нашего романа, я содрогнулась от омерзения. Как он мог мне понравиться? Как я могла целоваться с ним? Скучать, когда его не было рядом?

Но все это меркло в сравнении с тем, что я почувствовала, когда стала описывать изнасилование. Я словно заново переживала те мучительные моменты в номере гостиницы, захлебываясь рыданиями от стыда. Я рассказывала, как Дэнни говорил мне, что прежде уже нападал на других девушек, и мое сердце сжималось от жалости к ним.

— Ты отлично справилась, Кэти, — после сказал Адам. — Нам нужно зафиксировать показания о еще одном случае нападения. Может, продолжим завтра?

— Хорошо, — нехотя согласилась я.

На следующий день мне пришлось вспоминать, как Стефан плеснул содержимым чашки мне в лицо. Я с трудом подбирала слова, чтобы описать те боль и ужас. Тот момент, когда была уничтожена моя красота и появилось это новое обличье.

— Посмотрите, что они со мной сделали! — расплакалась я, указывая на мое обезображенное лицо. — Посмотрите!

Я еще не до конца пришла в себя после того, что со мной произошло, поэтому не могла ясно соображать. Я подумала, что на этом моя миссия завершена. У полиции есть мои показания, Дэнни и Стефан будут признаны виновными, и на этом дело закончится. Я и представить не могла, что мне придется идти в суд. Ведь мое нынешнее лицо — неоспоримое доказательство их вины.

Когда мы закончили, мама с папой собрали все мои вещи. Мне разрешили поехать домой на выходные, чтобы посмотреть, сможем ли мы справляться сами после того, как меня окончательно выпишут.

— Я действительно должна ехать? — съежилась я в кровати. — Можно я останусь? Я могу снять комнату в гостинице при больнице или что-то вроде этого. — Меня пугал мир за этими стенами. Там может случиться все что угодно. На меня снова могут напасть. И потом, там люди, они увидят мое лицо!

— Разве ты не хочешь повидать Барклая? — уговаривала мама. — Он так по тебе скучает!

— Да он меня не узнает, — печально возразила я, представляя, как мой метис чихуахуа ждет меня дома. — Он побоится даже близко подойти, будет лаять.

Но как бы я ни жаловалась, как бы ни сопротивлялась, мне не отвертеться. Я должна вернуться во внешний мир — мир, где меня изнасиловали и облили кислотой.

С родителями, поддерживающими меня с двух сторон, мы спустились на лифте в подземный гараж.

— Машина вон там, — сказал папа. Однако я не подняла головы, в страхе, что вокруг могут быть посторонние. Мама вела меня за руку. Я юркнула на заднее сиденье и с силой захлопнула за собой дверь.

— Закройте все двери, — потребовала я, стараясь унять дрожь. Мы выезжали из сумрака гаража наверх, на яркий солнечный свет.