Мужчины и прочие неприятности - Кристина Ляхде Страница 22

– Ребенком я любил играть в поиски сокровищ, позже – читать про Шерлока Холмса, потом начал распутывать следы. Плохая сторона дела в том, что, став детективом, я не делаю каких-то важных открытий. Я прежде всего всего лишь ищу вещи для других, и найденное почти всегда бывает не столь приятным, как сам процесс поиска. Мне следовало бы выбрать другую профессию? – откровенно спросил Упи.

– Нет, – ответила Роза. – Вы выполняете важную работу. Спасибо.

Упи ответил на вопрос. Это был правильный ответ, подобного от Онни-Илмари Уту невозможно было дождаться. Упи оказался прав в том, что найденное было антикульминацией. Теперь у Розы имелись персональные данные мужчины, и острое нетерпение как-то вдруг само собой пропало. А кроме того: каким должен был быть следующий этап? Она уже обыскала все вокруг. И было ли у нее на самом деле время искать ответы поближе? Если я сама увязла.

ИЗМЕНЕНИЕ КЛИМАТА, что можно было бы сказать об этом? Во всяком случае, оно повысит спрос на метеорологическую информацию, а может быть, и на профессиональный престиж. Мы – настоящие Военно-воздушные силы, подумал Онни удовлетворенно. С другой стороны, изменение климата означало бы колебания, а Онни никоим образом не причислял себя к сторонникам колебаний. Предупреждения жары, града и сильного ветра пока еще можно было вычислять по колебаниям в пределах нормы, но аномальные колебания создавали нестабильность в атмосфере и являлись не чем иным, как безответственностью. То же самое и с кометами. Природа была бы доброй, если бы не была такой непредсказуемой. Все более непредсказуемой.

Временами Онни чувствовал, что природа вообще ничего не может поделать с солнцем, с изображением его волнующегося поля – картинкой, которая с детства плотно вклинилась в мозг Онни. Эта несчастная современная постмодернистская природа означала бесконтрольные полчища кроликов, мокрое лето, “русскую рулетку” на небе с пожарами в придачу. Онни не переставало поражать, насколько разной может быть, к примеру, снежная буря на экране компьютера и в самой природе. В природе это была какая-то непостижимо громадная, вызывающая бурю эмоций мокрая круговерть.

“А что же я? Распоряжаюсь ли я своей жизнью? – думал Онни. – Не играю ли я в ней роль статиста? Нет ничего более трагичного, чем стать добровольным статистом в собственной жизни!. Миру принадлежит лишь малая часть меня самого, – констатировал Онни. – Эта моя часть включает в себя обязанности, работу, роли и их повторяющееся пунктуальное исполнение. Все происходит чересчур стремительно после понедельника. Наступает следующий понедельник, за ним – следующий: цепочка понедельников, континуум рутины, отглаженная жизнь”.

Подобная череда тяжких размышлений и вопросов была внове для Онни и вызывала в нем обеспокоенность. Он по чему-то тосковал, но по чему? Разве жизнь в подобном ключе не была вполне самодостаточной? Чего ему якобы не хватало? После долгих раздумий Онни пришел к выводу, что эротики. Несколько эпизодов, за исключением последнего времени, были, бесспорно, малоэротичны, возможно. потому, что жена, как ему показалось, была немного обижена. Надо купить подарок.

Ночью началось: белуха Маша пробралась в сон Онни. И там же, во сне, проходила международная встреча метеорологов в России. Маша была помещена в бассейн для исследований, отдельно от других видов. Вместо того чтобы контактировать под водой, белуха вдруг приподнялась над ее поверхностью и попыталась установить голосовой контакт с Онни.

Идея-то присутствовала, однако отсутствовал общий язык. Белуха была разочарована. Как-будто пытаешься вести высокоинтеллектуальную дискуссию с весельной лодкой. Она запевала все реже и слабее и проводила все более длительные периоды в унынии на дне бассейна. Вскоре она больше не узнавала других. И вскоре она уже не узнавала в отражении даже саму себя.

“Время метеорологов приближается, – говорил Онни белухе. – Изменение климата сыграет на повышение спроса”.

Белуха слушала речь Онни, но была не в состоянии ни понять, ни трансформировать ее в собственной глотке. Онни мог бы преобразовать язык кита в северное сияние на мониторе, однако был не способен расшифровать его. Северное сияние переместилось в виде воздушной массы на карту погоды.

Сумерки сгустились, и в тусклом освещении кабинета на первый план выступили: компьютер, модем, брандмауэр, принтер, телефон, зарядное устройство. Во сне Онни белуха твердила одно и то же: “Я так одинока, я так больше не могу”.

“Коммуникация в конечном счете – всего лишь вопрос технологии”, – подумал Онни. Это факт.

Упи просунул кончики пальцев в ушки ножниц для бонсая и осторожно принялся изучать росток клена, тянувшийся вверх странной фитюлькой.

“История Златовласки – это история победителя, – подумал Упи. – Ей просто следует вырваться из нездорового круга забот. Обратить внимание на себя. Прямо сейчас она не успевает, да и не в силах ничего желать, кроме как сбежать куда-то подальше. Это ж перво-наперво”.

– Хочешь, я включу увлажнитель воздуха? – начал болтать Упи с кленом-малышом. Бонсай явно не испытывал удовольствия от чересчур сухого воздуха в комнате, но у Упи не было подходящего для зимнего периода влажного помещения. Златовласка выносливее бонсая. Сильная. Красивая. Роза могла бы не просто растрачивать впустую излишки своих сил. Упи отбросил фитюльку прочь и, отмерив необходимое количество подкормки для растений, добавил ее в теплую воду для полива. Самому же себе он плеснул виски. Ваше здоровье!

В серой картонной папке ожидали новые данные по делу, схожие с бесчисленными уже ушедшими в прошлое и будущими происшествиями. В отношениях людей существовали определенные элементы, если не математические схемы. В момент кризиса у каждого возникало чувство, что его ситуация уникальна, однако, с точки зрения профессионала – такого, как Упи, – каждое происшествие помещалось на полку рядом с огромным множеством себе подобных – что ни в коей мере не умаляло глубоко личного характера переживаний.

Упи поставил бонсай под лампу для растений, а затем упаковал в кофр фотоаппарат, мощный увеличитель к нему, бутылку кока-колы с булочкой, записную книжку и кое-какое чтиво.

Упи не был излишне любопытным, больше уже не был. Годы работы вытеснили напряженность из тайной слежки за людьми, и Упи испытывал не более чем случайную легкую неловкость, следуя в качестве стороннего наблюдателя за незнакомым человеком и наблюдая модели его отношений. Модели отношений – они были почти во всех заданиях, в том или ином виде.

Объект вышел с работы на улицу из дверей через пятнадцать минут после того, как Упи устроился на месте. Тремя днями ранее мужчина проделал тот же путь, однако сегодня за первым же углом свернул в другую сторону. Упи оставил машину на парковке и последовал за ним пешком, помахивая сумкой, перекинутой через плечо, как он уже делал сотни раз, слившись с другими пешеходами – он же был одним из них, Упи, сыщик, пешеход, любитель бонсая, – за своей работой.

РОЗА ПОСМОТРЕЛА НА ЧЕРНО-БЕЛУЮ ВИНЬЕТКУ в углу страницы c информацией о погоде. Это была маленькая и плохонькая, но вполне опознаваемая фотография. Роза вытащила из сумки маникюрные ножницы и вырезала картинку из газеты. Теперь лицо мужчины было зажато в кончиках ее пальцев. Роза сняла с шеи медальон и стала возиться, положив его на стол и пытаясь открыть. Открытое украшение походило на маленький пустой рассказ, этакая маленькая золотая книжная обложка. Роза никогда не могла придумать, кого или что она хотела бы поместить внутрь. Возможно ли, что она сама как-то призвала мужчину к себе или соблазнила его? Роза обрезала у фотографии углы и вставила в овальную рамку. Теперь Онни как бы слегка удивленно смотрел на нее из золотого ободка. Роза осознавала, что мужчина не заключен внутри медальона, но когда ему очевидно не хватило места, а медальону – содержимого, мужчина оставил на столе фото. Забавы ради. На пробу. Это всего лишь хорошее потайное место, чтобы избавиться от обкромсанной фотокарточки. На коже медальон ощущался холодным кусочком льда. “Я не могу удержать тех, кого хотела бы; должна ли я удерживать того, кто явился без приглашения? У него же никого нет”, – подумала Роза. Кожа согрела медальон.