Отставка господа бога. Зачем России православие? - Александр Невзоров Страница 21

Мы не имеем ни их фотографий, ни каких-либо зарисовок, которые могли бы подтвердить или опровергнуть «древнеегипетскую версию».

Впрочем, самым красноречивым свидетельством всегда являются сами останки. Они неминуемо должны были бы сохранить следы воздействия совершавших мумификацию парасхитов.

Еще раз внимательно осмотрим препарат.

Мы не увидим высверленных отверстий для крепления глаз. Это странно, но в принципе допустимо. Глаза могли быть и просто накладными, как мы видим на редчайших примерах некоторых бедных захоронений.

Смотрим чуть ниже.

Грудная клетка цела, ребра нигде не имеют следов рубящих или режущих воздействий или примет направленного вскрытия. Это означает, что сердце красавицы не было извлечено и забальзамировано в соответствии с ритуалом.

Древней египтянке такая небрежность могла бы дорого обойтись: взвешивать на заупокойном суде Озирису было бы нечего.

Как известно, на одну чашу весов покойник клал свое сердце, а на другую – ложилось перышко богини Маат (богини правды). Но для того чтобы этот впечатляющий ритуал состоялся (он решал «небесную судьбу» человека), необходимо было само сердце.

Вернемся к черепу.

Раковины его решетчатой кости, носовая перегородка, лакримальные кости никак не повреждены.

О чем это свидетельствует?

Только о том, что мозг не извлекался из черепа, хотя процедура его изъятия была обязательной. Обычно (что подтверждается рентгеновскими снимками голов мумий) взламывались носовые и часть лакримальных костей и через пролом производилось аккуратное (или не очень) изъятие гемисфер мозга.

Опустимся ниже.

Скользнем взглядом мимо любовно воссозданной Ендрихинским арки лобковых костей, мимо фемориса, лодыжки – к стопе. Здесь остановимся и тщательно рассмотрим подошвенную сторону.

В частности, tuber calcanei (бугор пяточной кости) и кубовидную кость, то есть то, что практически нет возможности не повредить при удалении подошвенного апоневроза.

А он срезался в обязательном порядке, чтобы покойник, шествующий к Озирису, не пачкал бы небеса земной грязью.

Дисциплинированному древнеегипетскому мертвецу при явке на страшный суд свои апоневрозы, конечно, полагалось иметь при себе, но как бы в «режиме сменной обуви», в мешочке или под мышкой.

(Одна его рука должна была быть занята сердцем, другая – канопами со всеми прочими внутренними органами, а носильщиков рядовым мертвецам не полагалось.)

Наша красавица жрица ни на бугре пяточной кости, ни на кости кубовидной не имеет никаких следов удаления подошв. Ни царапины, ни самой ничтожной засечки. По всей вероятности, она не подвергалась обязательной процедуре срезания апоневрозов и кожных покровов стопы.

Судя по сумме всех этих факторов, мы имеем право предположить, что препарат № 1045 – это скелет тела человека, который вообще не подвергался никакой мумификации.

(Предположение, что тело древней египтянки, жрицы Исиды, в крайне «благочестивую эпоху» фараона Шешонка было оставлено для свободного разложения или захоронено в земле, абсурдно по сути и не может рассматриваться всерьез.)

В любом случае статус «мумии», то есть тела, мумифицированного в соответствии с погребальными обрядами и традициями Древнего Египта, к данному экспонату неприменим.

Мне чертовски неприятно сомневаться в тех выводах, что сделал и продекларировал уважаемый мною Александр Иванович. Непременно хочу отметить, что мнение Таренецкого на заседании Антропологического общества при Военно-медицинской академии 23 ноября 1898 года было поддержано всеми членами общества, в том числе и выдающимся анатомом В. Н. Тонковым, доктором Э. А. Гизе, членом парижского антропологического общества А. Chervin, а также В. И. Вартановым, П. Я. Розенбахом и др.

Напоминаю, что мнение А. И. Таренецкого было и остается основополагающим для оценки препарата № 1045, а мои замечания и доводы следует классифицировать лишь как дерзкие домыслы.

Если бы Александр Иванович был жив, то, вероятно, он разнес бы их в пух и прах. Антропологическое общество было бы полностью удовлетворено, а «Страдивари скелетных вязок» – препаратор Ендрихинский вновь смахнул бы слезу умиления.