Последний окножираф - Петер Зилахи Страница 20

По дороге домой меня останавливают, говорят, слышали, как я выступал вместе с Вуком, для них я — венгр, представитель всех венгров, а значит, немного и Лежак тоже. На взгляд из Белграда, мы с Лежаком — на одной стороне, на венгерской. Сербы делают ответный жест, приглашая меня на вечеринку, Милета и Даница ждут в дверях, объясняться нет смысла, они тоже слышали, как я выступал вместе с Вуком.

Окножираф: «Ты и я — это мы».

В начале был хаос, но мы его расшифровывали, мы все понимали, потому что умели читать между строк. Теперь же приходится расшифровывать, что мы понимали под этим «все», которое еще вчера казалось таким однозначным.

В шестидесятые пучина подавленной в 56-м революции вынесла на поверхность Кадара, и в начале семидесятых наши родители стали размножаться с невиданной скоростью. Как я могу объяснить подростку, что светлое будущее, о котором мы пели, уже настало, потому что светлое будущее всегда настает, как я могу объяснить ему, что он не может понять моих объяснений? Мне кажется, будто я вижу своих родителей, которые верили, что все это будет длиться вечно. Дорогие ма и па, это и есть та страна, в которую вы хотели эмигрировать! И языка не надо учить. Как я могу объяснить, что смена строя была для нас выпускными экзаменами, а на банкете старый режим скончался, что наш подростковый бунт смел коммунизм, что старую мягкую диктатуру сменила новая мягкая демократия, что эпоха, которая относилась к нам, как к детям, и не давала нам вырасти, неожиданно сдохла? И я перестал расти. Моему поколению полагалось стать тем, чем оно не стало, мы только делали вид, будто мы собираемся стать такими, какими нас хотели видеть. Консенсус родителей поверх наших голов, немой революционный оргазм. В 1989-м в Венгрии не было 56-го года, потому что он был в 1956-м. Родители предпочитали плодить детей и воспитывать их так, чтобы они могли жить. Что мы и будем делать.

Мальчишка на велосипеде гоняет между двумя рядами оцепления. У омоновцев нет приказа, они стоят, делая вид, будто не видят, как он машет подбадривающей его толпе, оторвав руки от руля. Когда зажигается зеленый, пешеходы выбегают и занимают зебру, когда зажигается красный, милиция загоняет их на тротуары. Арестуй светофор, скандирует толпа. Омоновец случайно наступает мне на ногу, извиняется, не стоит извинений, отвечаю я, вот такая балканская дипломатия, все, что мы делаем, мы делаем вместе с милицией, без нас не было бы и ее, не было бы и Восточной Европы — без нас, Запад без нас не был бы на западе. И даже у кока-колы был бы другой вкус. Мы свободны, лишь воля наша в тюрьме. Мы натыкаемся на очередной кордон, самые красивые девушки становятся впереди — живой щит против омоновцев. Результат, естественно, не заставляет себя ждать. И он весьма впечатляющий: как они выставляют грудь навстречу камерам иностранных корреспондентов! Один из самых волнующих эпизодов белградских событий, милиция развлекается, девушки — тоже, их взгляды встречаются в ослепительным свете вспышек, вокруг красными, желтыми и зелеными огоньками перемигиваются светофоры.