Совпалыч - Виктор Солодчук Страница 20

Невыполнение Правил может привести к тяжелым и невосполнимым потерям.

(Инструкция ОАО «Мосгорлифт»)

Приблизительно в половине девятого утра пятницы неприветливое серое здание исторгло Клейна и Алимова под утренний свет.

— Вот, блин, — нарушил тишину Клейн. — Давно такого не случалось. Побили — раз. Ограбили — два. До утра личность проясняли — три. Денег нет. Паспорта нет. И даже любимой девушки у меня нет, чтобы ей на жизнь пожаловаться.

Подходя к остановке, Клейн обернулся и плюнул в сторону серого здания.

— Без документов могли и дольше продержать, — сказал Алимов. — А девушки не любят, когда при них так выражаются, вот у тебя и нет любимой девушки. Я очень прошу, прекрати негатив гнать, а то у меня такое чувство, что наши неприятности с этого и начинались. Не то я домой поеду. Честное слово.

— Да нет проблем, — Клейн хитро усмехнулся. — Больше не буду. Вот только выскажусь напоследок, и все. Если хочешь, можешь закрыть уши. Не бойся, все плохое уже случилось.

Клейн громко произнес фразу из нецензурных синонимов, добавив в финале несколько таких же неприличных прилагательных.

— Вот, сразу легче стало, — объявил он. Тотчас же перед Алимовым возникли два сонных человека в форме. Он даже не удивился, когда на него надели наручники, и, вместе с Клейном, повели обратно.

Алимова оставили сидеть в обществе неприветливого сержанта, а Клейна в соседнем кабинете усадили на привинченный к полу железный табурет. Вошел следователь — барышня лет тридцати, обладательница густых коротких ресниц и большого носа с мужественной горбинкой. Не взглянув на подозреваемого, она долго ворошилась в ящиках стола, потом подняла глаза и вперила их в притихшего Клейна.

— Ну?

— Что? — спросил Клейн.

— Сам знаешь, — сказала следователь. — Ты до чего докатился? Хату с приятелем выставил у одинокой старушки.

— А? — спросил Клейн, — Варя? — Короткие ресницы под нелепым синим капюшоном, тонкая фигурка и невесомое дыхание вспомнились так ясно, что волосы зашевелились даже на ногах.

Они познакомились в институте. Были походы в кино, экспедиция на байдарках в компании одноклассников, чай на кухне. Мама не одобряла Алешины прогулки, и когда Варя звонила, легко могла сказать, что сына нет дома.

— Я — мать, — говорила она, — и лучше знаю, что тебе нужно. Занимайся математикой и выбрось девочек из головы.

Мама всегда называла ее — «девочки». Варю ничуть не задевало такое отношение, и однажды она сообщила Алеше, что выходит замуж за одноклассника-байдарочника. Что событие не особо огорчило Клейна, в то время увлеченного теоремой Ферма.

— Он очень способный мальчик, — хвасталась мама, беседуя на тесной кухне с подругами, такими же служащими пыльной конторы. — Весь в отца, — обязательно добавляла она чуть тише, чтобы не слышал спящий в соседней комнате сын.

В этот момент под различными предлогами подруги обычно расходились по домам, не без основания предполагая, что вскоре хозяйка начнет наливать себе сама, выпьет несколько рюмок подряд, и станет плакать.

Через три года Варя развелась с байдарочником и уехала в Новую Зеландию. Подругам она рассказывала, что познакомилась по Интернету с каким-то сорокадвухлетним производителем овечьей шерсти, и тот предложил ей виртуальные руку и сердце. Она всем так и говорила «руку и сердце». Перед самым ее отъездом, они случайно встретились в переулке Гвидо Фон Листа.

— Понимаешь, ты умный, — сказала Варя, когда Клейн предложил не спешить с замужеством и возобновить отношения. — И необычный. Только так себя ведешь, что кажется — нет для тебя таких понятий как «любовь», «нежность», «преданность», «счастье». Или, там, «судьба», — глаза Вари наполнились слезами, а ее и без того крупноватый нос распух и покраснел. — Ты весь математический. Прощай.

И она его поцеловала. В щеку.

Дома Клейн включил компьютер и ввел в строку поиска слова «любовь», «нежность», «преданность», «счастье», «судьба». Спустя секунду, Интернет выдал тошнотворный список: