Ибо сильна, как смерть, любовь… - Инна Карташевская Страница 20

— Да, точно, — оживилась она, — так бывает, я читала о таком. Пошли.

Но чем ближе мы подходили к ее дому, тем медленнее становились наши шаги. Наконец, мы очутились возле входа в подъезд, и, не договариваясь оба остановились.

— Марина, нужно идти, — твердо сказал я.

— Да. Я понимаю, — не трогаясь с места, отозвалась она.

Я взял ее за руку и повел в дом. Мы поднялись на лифте, чувствуя себя так, как будто поднимаемся на эшафот. Перед дверью квартиры она остановилась как вкопанная и вырвала свою руку из моей.

— Я не могу, — с отчаянием сказала она. — Там же темно. Когда я была там, было еще светло, и я свет не включала. Так что сейчас там темно.

— Ну, так что? — попробовал бодриться я. — Зайдем и сразу включим свет в прихожей. Где у вас выключатель? Справа?

— А вдруг он там стоит за дверью в темноте? — с ужасом прошептала она, и в ту же минуту нас с ней словно ветром отнесло от двери назад к лифту. Там мы и застыли, прижавшись друг к другу, как какая-то скульптурная группа. Наконец, я собрался с духом и взял себя в руки.

— Так, все, прекратили паниковать, — я постарался произнести это как можно строже. — Давай ключ и идем открывать. Кстати, когда мы откроем дверь, свет с лестничной площадки будет падать в прихожую, и все будет видно.

— Да, точно, — обрадовалась она. — Бери ключ.

Я решительно подошел к двери и, вставив ключ, оглянулся. Она осталась стоять у лифта на том же месте. Ну, разве что сделала очень коротенький шажок. Я укоризненно посмотрел на нее. Она попыталась сделать еще один шаг, я даже видел, как она вся напряглась, делая усилие, но… осталась на месте. Ноги явно не слушались ее. Тогда она сжала руки и умоляюще посмотрела на меня.

— Олежек, миленький, — тоскливо заговорила она. — Я ничего не могу с собой сделать. Я боюсь, я дико боюсь. Ты не можешь попробовать зайти сам? Смотри, ты же один раз уже видел его, и он тебе ничего не сделал. Ты живой, а я так точно умру от страха. Ты только зайди первый, а если там, в прихожей никого нет, и ты включишь свет, я зайду сразу за тобой. Это я тебе обещаю, честное слово.

Она и вправду обезумела от страха. Куда девалось ее обычная практичность и здравый смысл. Я подумал, что и вправду не стоит заставлять ее входить со мной. Не дай бог, что-нибудь где-то стукнет, она тут же получит разрыв сердца, и у меня будет крест на всю жизнь.

— Ну, хорошо, — решился я. — Я зайду первый, включу свет и, если… ну, то есть, в общем, позову тебя.

— Да, да, — с готовностью закивала она. — А я тогда сразу же за тобой пойду.

Я повернул ключ и в последний раз оглянулся на нее. Она, все также не двигаясь, подбодряюще закивала мне.

— Ну, Олежек, будь же мужчиной.

Чувствуя, что медлить уже больше нельзя, я повернул ключ и распахнул дверь. В коридоре было пусто. Я вошел в квартиру, торопливо нашарил выключатель и включил свет.

— Ну, что там? — послышался сзади слабый голос.

— В коридоре пусто, — сдавленным голосом ответил я. — В какой он комнате?

— В гостиной, направо, — последовало указание от лифта.

Дверь в гостиную была открыта. Я сделал несколько шагов по коридору и заглянул туда. Он лежал на диване на боку, ногами к двери, одна рука бессильно свесилась на пол. Он явно был мертв.

Я вышел в коридор. Марина стояла у самой двери не решаясь перешагнуть порог.

— Ну, что? — торопливо прошептала она.

— Как он лежал, когда ты видела его тогда?

— На правом боку, и одна рука упала вниз с дивана.

— Ну, он так и лежит. Зайдешь?

Она кивнула, зашла в квартиру и осторожно подошла к двери в гостиную. Вид мертвого отца заставил ее на минуту забыть о страхе и вспомнить о своем горе.

— Папа, папочка мой, — прошептала она, и залилась слезами, ломая руки.

— Видишь, он так и лежит, как лежал. Может, тебе это все привиделось?

— Ох, я уже и сам не знаю, — вздохнул я. — Но все-таки, я же не сумасшедший. Он приходил, Марина.

Она повернулась ко мне, собираясь что-то сказать, но вдруг ее взгляд уперся во что-то за моей спиной. Я никогда не видел такого выражения ужаса, какое появилось на ее лице. Она хотела закричать, но из ее горла вырвался только какой-то сип. Я быстро оглянулся. Сзади никого и ничего не было, кроме висящей на стенке вешалке с пальто и шляпой Юрия Давыдовича. Туда-то она и смотрела.

— Смотри, пальто, пальто, — наконец удалось просипеть ей. С трудом как в замедлено съемке она подняла руку и указала на него.

— Что с ним, Марина, — не понял я. — Что с пальто?

— Мокрое, — почти беззвучно выдавила из себя она, и тут же ее голова запрокинулась, и она стала медленно оседать на пол. Я подхватил ее и с трудом потащил прочь из квартиры. Вытащив ее на лестничную площадку и немедленно закрыв за собой дверь, я усадил ее безвольное тело у стенки и, опустившись рядом с ней на корточки, стал трясти ее за плечи и осторожно похлопывать по щекам. Я слышал, конечно, что чтобы привести человека в чувство, лучше всего надавать пощечин, но у меня рука не поднималась ударить женщину, тем более Марину, которую я любил и уважал. Несколько минут я тряс ее, умоляя открыть глаза и уже собирался позвать на помощь соседей, когда она, наконец, открыла глаза.

— Мариночка, успокойся, давай я помогу тебе встать, — как можно ласковее стал уговаривать я ее. — Давай, поднимайся, а то неудобно, сейчас кто-нибудь пройдет, а мы на полу сидим.

Но она только покачала головой и все с тем же выражением ужаса спросила.

— Ты видел? Ты видел это?

— Что? Что я должен был видеть? Ну, висело его пальто, ну, мокрое, так дождь ведь был, вот оно и не высохло еще. Так что ж здесь такого, чтобы так пугаться?

— Ты не понимаешь, — совершенно мертвым голосом сказала она и снова покачала головой. — Когда он пришел ко мне утром, дождя не было. И днем дождя не было. Дождь пошел только теперь вечером, когда он уже был мертвый. Значит, он действительно уходил и только что пришел. Раньше я могла тебе не верить, но пальто, это доказательство. Тут уже ничего не сделаешь.

— Слушай, а может тебе показалось? — подумав, предположил я. — Давай я открою дверь и мы еще раз посмотрим. Вставай.

Она с трудом встала. Ноги ее не держали, и она повисла на мне.

— Ну, так что открываем? Посмотрим? — бодрым голосом спросил я ее.

Она молча кивнула. Ей, видно, и самой хотелось бы убедиться, что все-таки она ошиблась и весь этот ужас только плод нашего воображения. Я прислонил ее к стенке и, дотянувшись, открыл дверь. Свет мы не выключили, лампочка ярко освещала маленькую прихожую. Поглядев туда, она одной рукой закрыла себе рот, чтобы удержать рвущийся наружу крик, а другую медленно подняла, указывая мне, куда нужно смотреть. Я пригляделся и увидел. На мокром рукаве блестела вода.