Рамакришна и его ученики - Кристофер Ишервуд Страница 2

Гость с Запада, попавший в бенгальскую деревню, возможно, из вежливости воздержится от критических замечаний, но увиденное, скорее всего, неприятно его поразит. Ему не понравится мусор в сточных канавах, отсутствие мебели в домах, где чаще всего только и есть что деревянная кровать, сложенные стопкой циновки и сундук, в котором хранятся ценности. Он испытает отвращение, когда узнает, что на кухне полы обычно вымазывают коровьим навозом.

Бенгальский же крестьянин считает свой способ освобождения от мусора наилучшим. Куда ж еще его девать, если не на улицу? Неужели оставить гнить в доме? Если бы такому бенгальцу привелось увидеть ночные горшки в старинных английских домах, его бы тоже всего передернуло! И уж конечно у него вызвала бы отвращение привычка мыться всего раз в неделю и целую неделю носить одну и ту же одежду, не выстирав ее. Что касается пустоты в жилище, то она для него предпочтительней тесноты английской гостиной, заставленной мебелью, завешанной пыльными шторами – и без молельного уголка! С него станется посоветовать английским хозяйкам попробовать вымазать кухонный пол коровьим навозом – навоз оказывает прекрасное антисептическое действие.

Из того, что я написал об этих бенгальских деревнях, не нужно делать вывод, будто там – сплошные пережитки прошлого. Перемены коснулись их изнутри, почти не сказавшись на внешности. Когда Индия стала жить жизнью независимого государства, то деревня, конечно, ощутила на себе последствия более тесной связи с городом, действие системы народного образования и социального здравоохранения. В деревне появились школы и прививочные пункты. Семейные узы сегодня не так прочны, как раньше, не так уж строго соблюдаются кастовые запреты, особенно в отношении принятия пищи рядом с людьми других каст. Даже в этих сугубо консервативных общинах уже звучат демократические лозунги, хотя, надо сказать, большого впечатления на крестьян с их врожденным почитанием иерархии и традиций они не производят.

Но достаточно о сегодняшнем дне. Не он нас сейчас занимает. Надо ответить на другой вопрос: что представлял собой Камарпукур в 1836 году, когда родился Рамакришна?

В некоторых отношениях деревня тогда казалась состоятельнее, чем сейчас. Она была плотно заселена, и население неуклонно росло, но всем хватало пропитания. Прошло уже более шестидесяти лет после страшного голода, унесшего жизни трети населения Бенгалии. Сельчане прежде могли считаться народом очень здоровым – позднее их здоровье окажется подорванным малярийной эпидемией 1867 года.

Помимо сельского хозяйства, в деревне были развиты ремесла, здесь делали сладости и трубки для кальянов из черного дерева. На ручных ткацких станках ткали дхоти и полотенца, которые иной раз продавались даже на калькуттских базарах. Совсем рядом пролегает дорога на Пури с его знаменитым храмом Джаганнатха. До того как были проложены железные дороги, по ней двигались толпы паломников, задерживавшихся на камарпукурском базаре.

В целом деревня жила счастливой жизнью. Нищета – зло относительное, а в этом случае нищими были почти все, но с голоду никто не умирал, потому что соседи приходили на помощь. Как община, Камарпукур отвечал важнейшему требованию современной социальной психологии – здесь не было отверженных. У каждого было свое место в кастовой структуре. Семья считала себя ответственной даже за самых дальних родственников. Стариков почитали. К женщинам относились с уважением. Детей ласкали и баловали всей деревней. В складе характера Рамакришны видна сублимация такого деревенского ребенка – он простодушно уверен в материнской любви и не сомневается в общей расположенности к себе. Невозможно представить себе детство более свободное от разочарований, чем его, детство, которое никак не могло быть основой позднейших внутренних конфликтов и неврозов. Важно это помнить при рассмотрении тех психологических состояний, которые впоследствии переживал Рамакришна.

Каждый крестьянин чувствовал себя на своем месте. Казалось бы, откуда такой внутренний комфорт, если кастовая система подразумевает отвержение одних другими? Но при этом нельзя забывать, что касты не только отгорожены одна от другой, они и взаимозависимы. Кастовая система – это своего рода разделение труда, и без опоры друг на друга никому не просуществовать.

Главных каст четыре: брахмины, кшатрии, вайшьи и шудры – священнослужители, воины, купцы и слуги, если брать их изначальное предназначение. Когда много тысяч лет назад кастовая система была введена в Индии вторгшимися в нее ариями, то скорей всего каста человека определялась родом его занятий. Но с течением времени каста превратилась в потомственный социальный статус, строго соблюдаемый, связанный с массой ограничений и правил, призванных не допускать смешения «высших» и «низших». Никакие деньги не могли купить принадлежность к высшей касте, браки между «неравными» категорически запрещались. Тем временем касты дробились на множество подкаст, как правило, по профессиональному признаку, но современная экономика крушит и эти более точно очерченные и мелкие образования. В наши дни человек из касты кузнецов далеко не всегда занимается кузнечным делом.

Что до неприкасаемых, то они вообще вне касты. Обосновываясь в Индии, арии были вынуждены вступать в контакты с людьми самыми разными, подчас куда менее цивилизованными, чем они сами, – одни пришли вслед за их войском, другие были аборигенами. Самых нецивилизованных- по религиозным предрассудкам, сексуальной практике, выборе того, что употреблялось в пищу, – арии не допускали даже в нижайшие касты. Вот это исключение из каст и стало потомственным. Когда в Индии появились христианские миссионеры, они обратили в христианство множество неприкасаемых; вместе с обращением те приобретали и некий социальный статус, при условии, конечно, перемещения в места, где их не знали. Вот почему многие оказались в больших городах, в том числе в Калькутте. Но в целом неприкасаемых в Бенгалии меньше, чем в других частях Индии, и возможно, что их совсем не было в Камарпукуре во времена Рамакришны.

По меркам нашего демократического мышления, каста есть зло, ибо лишает людей равенства. На этой точке зрения стоит и нынешнее правительство Индии, ее придерживались и индусские реформаторы XIX века, такие как Кешаб Чан-дра Сен, о котором мне еще придется много писать. Политика нынешнего правительства заключается в постепенной отмене каст, по мере того как общественное мнение будет подготовлено к этому; что касается больших городов, то нивелирующее влияние индустриализации ускоряет в них этот процесс. Попытка отстаивать кастовую систему в ее теперешнем виде была бы даже не реакционность – это была бы глупость. У касты нет будущего в нашем мире. Но надо понимать, что значила каста для Рамакришны и его современников, для чего необходимо рассмотреть ее достоинства.

Недостатки касты настолько очевидны, что на них неинтересно останавливаться.

Для понимания того, что есть каста, не как система, а как идея, нам потребуется вернуться к временам Бхагавадгиты или, короче, Гиты, которая датируется приблизительно V веком до н.э. и является по сей день наиболее читаемым произведением религиозной литературы индусов. В восемнадцатой главе Гиты мы встречаемся с определением касты как своего рода естественного порядка. Четыре касты перечислены в связи с долгом и обязанностями членов каждой, без какого бы то ни было упоминания об их привилегиях. Типичный член каждой касты рисуется как определенный человеческий тип, способности которого и обусловливают его долг. На санскрите – а Гита написана на этом языке – для обозначения долга употребляется слово дхарма, то есть совокупность обязанностей, образ жизни, диктуемый человеку его натурой. Настойчиво подчеркивается важность выполнения каждым своей дхармы – в отличие от попыток выполнения чужой.