Вид с больничной койки - Николай Плахотный Страница 2

Сменили антибиотик. Сказали: кончился! Назначили то, что оказалось под рукой. И опять незадача. Лечащий врач Татьяна Юрьевна, торопясь в отпуск, не указала дозировку. Впереди же было целых два выходных дня. Медсестры на свой риск решили: выдавать уменьшенную дозу.

В понедельник с отчаянья постучался в дверь кабинета завотделением А. З. Нагиевой. Поведал о своих злоключениях. Алина Зиятдиновна посмотрела на меня печально и молвила:

— Больше юмора, больной. Вам вредно волноваться.

Рад бы шутки шутить, душевных сил не хватало, чтобы нейтрализовать окружающее зло.

Первый зимний день календаря запомнился тем, что получил изрядную дозу адреналина прямо в сердце. Случилось это у кабинета ингаляций. Здесь всегда сутолока, толчея. Страсти накаляют блатные с улицы. Услуги они, как правило, получали без очереди, по персональному вызову медсестры. Талон у меня был на 9.20, часы показывали уже половину одиннадцатого.

На меня нашла оторопь, апатия. Захотелось свернуться калачиком. Жаль, мала была скамья. Еле ноги волоча, дошел до лифта. Потом по стенке, по стенке доковылял до своего логова. Левицкий с одного взгляда определил мое состояние и пошел искать врача.

Я размежил глаза: у изголовья стоял незнакомый врач. Весьма похожая на Афину Палладу, царственно-величественная, только без меча. Взяла мою руку, пощупала пульс.

— Что случилось?

Сбивчиво, путано рассказал о сутолоке у дверей ингалятория.

— Не забивайте себе башку чепухой.

Достала тонометр. На шкале высветилось 185/90. Таких показаний у меня сроду не было. Явилась медсестра, врезала в ягодицу два кубика реланиума с димедролом. Вскоре все мне было уже «до лампочки». Стал спокойным, как шланг, из которого выпустили воду.

3

Бронхитников с астматическим компонентом терапевты называют хлюпиками. Не только за то, что наш брат (и сестра тоже) постоянно шмыгают носом, — к тому же страдаем мы повышенной чувствительностью на запахи и раздражения.

Курс моего лечения шел по казенной схеме. Доктора нажимали исключительно на лекарства. К таблеткам прибавили физрастворы с добавкой калия, магния и всемогущего эуфиллина. Шло как будто на поправку. Но как на грех в Москву нагрянул с севера циклон, через щели в окнах дул немилосердный норд-ост. В палате сифонило. Среди ночи температура моя подскочила к 39. Грудь словно ватой заложило. Кашель разрывал бронхи, легкие. Чувствую — задыхаюсь. В критический момент закричал благим матом, ибо электрическая сигнализация на медпост теперь повсеместно или отключена, или нарочно сломана, дабы не возбуждать панических настроений.

На крик явился полусонный врач-дежурант с другого этажа: молоденькая, хрупкая, совсем девчушка. Послушала — грудь, спину… Покачала головой: «Убегайте-ка отсюда поскорей… своими ногами». Да я и не прочь был, хоть сей момент, но как же без документов? Тут же, как на зло, подряд три красных дня в календаре.

Короче, докашлялся до крови, хотя перед тем бронхи были вроде бы сухие. Врачи требовали пробы на анализ. Я лишь руки разводил: чего нет, того нет! Не обессудьте! Теперь же будто из помпы полилось, только емкость подставляй… Но возникла закавыка сугубо канцелярского свойства: врачи заранее не побеспокоились вооружить меня необходимыми документами. Иными словами, не выписали направление в лабораторию.

А без бумажки — ты букашка… Я решил попытать счастье.

Несмотря на череду праздничных дней, лабораторный комплекс функционировал в обычном режиме.

В первом кабинете, узнав, в чем вопрос, не захотели дальше и разговаривать. В другом, углядев, что я с пустыми руками, напустили на свои физиономии отрешенный вид с последующим комментарием: им, дескать, категорически запрещено обслуживать пациентов без надлежащей сопроводиловки. На обратном пути попал в открытый кабинет. В глубине сидела хозяйка, склонившаяся в три погибели над микроскопом. Похоже, врач. Запомнил ее имя-отчество: Галина Васильевна… Не рассуждая ни о чем и не вдаваясь в детали «вопроса», вручила мне «чашки Петри», приказала зайти за ширмочку и там хорошенько прокашляться. Все это я прилежно исполнил… В палату летел, как на крыльях, будто дуриком выиграл миллион по лотерее. То был единственный случай, когда в ГКБ-61 ко мне отнеслись истинно по-гиппократовски.

Кто-то сказал: на земле два самых печальных места — тюрьма да больница. В принципе человек к любой обстановке приспосабливается, даже в аду «живет». Другой вопрос: за ради чего страдаем, какую цену за «неудобства» платим. И все равно, есть же предел человеческому терпению.

В 409-й был свой «рецидивист», Александр Л. В ту пору было ему лет тридцать. Профессиональный дворник — называл себя «дворецким»… От скуки и интереса ради получил права водителя троллейбуса, катал свою «лайбу» по пятому маршруту… И все же вернулся в ДЭЗ, на прежнюю работу. Объяснил так: «Здесь я сам себе хозяин». Человек же он, как выяснилось, недюжинный, творческий. Нет, не стихи и не картины пишет — на досуге разработал Алекс оригинальную технологию уборки тротуара, позволявшую труженику метлы и лопаты на 25–27 процентов сократить личные физические затраты!

Местная управа засуетилась: нонсенс. Ведь заодно с дворником-рационализатором конторские захребетники обращали на себя внимание вышестоящего начальства и заодно, значит, могли обрести политический капитал.

На участке «дворецкого» сгоряча устроили показательный семинар с чаепитием из рюмок. Распространение же опыта новатора застопорилось. Аппаратчиков захлестнула рыночная стихия — точнее сказать, бум гаражного строительства. В середине 90-х годов спекуляция земельными участками для металлических пеналов затмила нефтяной и газовый бизнес вместе взятый.

Конечно же, для любого авто нужна крыша и увесистый замок на воротцах… А все ЭТО должно ведь стоять на земле… Канцелярская кодла великие деньги делала ленивым росчерком тридцатикопеечной шариковой авторучки. Рука «дающего» порой немела; золотой поток не ослабевал. За какие-то два-три года белокаменная столица превратилась в «Шанхай» со своей спецификой… Оную придают Москве бесчисленные стаи бродячих псов. Поголовье бездомных «друзей человека» статистика ориентировочно определяет в полмиллиона или около того. В то же время достаточно точно известно: до сорока тысяч граждан обращаются за медпомощью в связи с покусами собак. Для многих «гомо сапиенс» стычки с четвероногими кончаются летальным исходом.

Все эти вопросы дворник-интеллектуал обозначил в своем послании на имя мэра Лужкова. Ответа не было… Между прочим, братва 409-й палаты держала под контролем переписку дворника с важным государственным деятелем. Ксерокопию зачитали чуть ли не до дыр. Некоторые даже на всякий случай переписали регистрационный номер документа. Автор же, конечно, все помнил наизусть и держал на личном контроле. Бывало, когда в палату наведывался отец Алекса, первым вопросом был: «Есть ли новости?» (Подразумевался ответ из мэрии!) Визитер разводил руки в стороны. И без слов все было понятно.

Вообще тот год для Л. выдался никудышным, трижды побывал в одной и той же клинике. Диагноз: обструктивный бронхит в сочетании с анемией (по-народному, малокровие). Недуг сей передался от матушки. Она скончалась в молодом возрасте после неудачного вторжения хирургов в головной мозг. С тех пор в осиротевшей семье укоренилось недоверие к медицине как к таковой. Отец же вообще не признавал казенных эскулапов — пользовался услугами народных целителей. Авторитет его по медицинской части — дед Пафнутий, живущий на восточном склоне Карпат, в селении Кабаки. Москвич с Пречистенки наведывался к знахарю регулярно раз в два года. Всякий раз возвращался домой сильный духом. И телом тож.