В поисках праздника - Виталий Капустянский Страница 19

– Может, подняться в лагерь? – спросил Женя.

– Не стоит, – быстро ответил я.

Когда быстрая четверка пограничников слетела с покинутой нами горы, я бодро сказал:

– Вот теперь можно.

Мы распрощались с Натали и поднялись на «развалины Карфагена», и в названии я не ошибся. Четырехместная палатка, словно измятый пододеяльник, валялась на истоптанной земле. Одноместная палатка бывшего адъютанта Андрея была сорвана с земли и отброшена на сухой куст, диктаторское ложе было перевернуто вверх ногами. Слегка пошатываясь, Геракл с гордым видом запихивал вещи в непослушный рюкзак, который выскальзывал из пьяных рук в самый неподходящий момент.

– Мне еще никто не тыкал автоматом в физиономию, а как они паспорта забрали, словно мы бандиты. Чему вы улыбаетесь? Вас бы сюда, когда эти пятнистые верзилы шуровали здесь, – выпалил Саша.

– Я согласен, надо собираться и уходить, желательно за «МЭИ», – предложил я.

– Почему за «МЭИ»? Мы можем и над «МЭИ», – съязвил Женя.

– Послушай, сейчас не до шуток, главное надо уйти, а там место найдем, – сказал Олег.

– Да чего гадать, давайте добредем до «МЭИ», а там видно будет. Вот как забрать паспорта? – расплываясь в пьяной улыбке, сказал Володя.

Женя с Семенычем сворачивали палатку, Володя и Олег шнуровали рюкзаки, а я, сложив свои вещи в рюкзак, вытряхивал из палатки Андрея его цепких сожителей цикад. Унесенный в открытое море наш «бравый капитан», очевидно, хлебнув соленых нейтральных вод, очнулся и изменил свое сонное решение эмигрировать в Турцию. А может просто солнце обожгло его задний компас и вызвало в нем жгучее желание вернуться назад к родным русским берегам, так или иначе, но, только возвращаясь на надувном корабле, он заметил странные передвижения дикарей вдоль морского побережья и пятнистые фигуры в роли местных чабанов. После солнечных ванн Андрей изгибался, как морской конек, он поднялся на воронью слободку и передал Игорю надувной матрас.

– Андрей, где ты ходишь? Все давно собрались, а ты только пришел, – сказал я.

– Я уснул и, кажется, сильно обгорел. Где мой рюкзак? – умирающим голосом сказал Андрей.

Поникшие духом аргонавты оставили разоренную «воронью слободку», и я, бывший диктатор Гай Юлий Виталионтий, помогая бывшему адъютанту Андрею надеть спереди весомый рюкзак, потому что его мускулистая поджаристая спина стала восприимчивым органом чувств, думал о прелести утра, так удивительно снизошедшего на меня и уничтоженного в столь короткий срок. Я уходил последним, и мой прощальный взгляд блуждал по каменистой сухой земле, в которую я чуть было не пустил корни своей души. Спустившись с горы на жаркий бетонный берег, я скинул с плеч рюкзак и быстро оценил обстановку. Капитан, высокий худощавый человек средних лет, равнодушно выполнял свои обязанности, скорее следуя чужому желанию, чем своему долгу. Кругом стояли туристы и требовали выдачи паспортов, а капитан, затягивая процедуру, давал понять, что пребывание в дорогих сердцу местах неуместно. При этом он тщательно перелистывал каждый паспорт, многозначительно поглядывая на его владельца. Последними в оккупационный лагерь пришли полуголые нудисты. Загорелая длинноволосая девушка с красивой голой грудью воинственно подошла к капитану. Она размахивала руками, вертела головой и что-то доказывая, все время поворачивалась к морю, офицер слушал ее и рассматривал прекрасную грудь. Жизнь прибрежных нудистов всегда вызывала у меня улыбку; так, например, накануне племя нудистов, стоя по колено в море и выстроившись в линейку в шахматном порядке, девушка – парень, позволили одному нудному художнику разрисовать загорелые зады красным фломастером. Получив паспорта вместе с предупредительным напутствием капитана, мы двинулись вдоль побережья к желанному «МЭИ». И в который раз отшлифованные морем камушки предательски прокручивались под сандалиями аргонавтов, казалось, что чья-то божественная рука сорвала с неба защитный купол и что эта рука хочет разгладить наше огорченье голубым гигантским утюгом на пестром покрывале южной земли. Я мысленно взывал к божественному светилу, чтобы оно сжалилось, я даже намекнул ему, что в жертву был принесен ягненок, спящий на надувном матрасе. И чудо свершилось, и золотоволосая богиня выпустила из цепких объятий горячо любимых аргонавтов. Преисполненные отвагой мы стояли у врат «крепости любви», за которой царил мир и покой. Потерпев поражение от пограничных циклопов, осторожные аргонавты решили не искушать местных легионеров и поэтому, отвергнув грубое решение идти напролом, мы пошли в обход, готовые совершить знаменитый переход Суворова через Альпы. Миновав студенческие пляжи, аргонавты ступили на извилистый серпантин дороги, уходящей в запретную зону локатора. Белые стены по краям дороги напоминали мне лабиринт, а направляющей нитью Ариадны служила классическая музыка, доносящаяся из лагеря «МЭИ», увлекая нас все выше и выше. После морских скитаний наш обгоревший капитан получил новое имя Фаэтон, его чувственная золотая кожа болезненно отзывалась на любое прикосновение, и поэтому, войдя в его «солнечную болезнь», как он когда-то входил в мою, я помогал ему идти в солнечном аду. Поворот дороги уходил вправо прямо в ненасытную пасть локатора-минотавра, и мы, нарушая вековые традиции, опасливо озираясь, перелезли через бетонный лабиринт, свернув на опасную козью тропу, край которой стремительно обрывался вниз с неприятной глазу высоты. Высохшая желтая трава являлась скользкой опорой, отчего нам приходилось опускаться на четвереньки и двигаться, цепляясь за гибкие стволы кустарника по осыпающейся бурой земле. Глубокий карьер вызывал во мне неприятные чувства, но я все время поглядывал вниз на бурое кладбище, в котором зловеще чернели высохшие корни и стволы, похожие на древние истлевшие кресты, или на кости доисторических чудовищ. Протискиваясь сквозь кусты, аргонавты-альпинисты поднялись на первую площадку «альпийской горы», я был замыкающим. И только один Фаэтон не сумел подняться, он сидел на козьей тропе и смотрел в даль, расплывающуюся в его глазах. Расправив освобожденные плечи от давившего меня рюкзака, я осторожно спустился к сидевшему на тропе, беременному своим рюкзаком Андрею. Осторожно поддерживая его под живот рюкзака, в котором находилась часть наших общих продуктов, мы стали подниматься в гору. Половину пути мы прошли, как влюбленная парочка, но когда я решил заглянуть за рюкзак Андрея в бурый могильник, то созданное нами на четырех ногах существо потеряло равновесие, и мы чуть-чуть не открыли врата древнего могильника. Стесанная под углом вершина горы нависала над лагерем «МЭИ» тремя огромными ступенями, полукруглая ширина которых составляла несколько метров, а высота равнялась приблизительно двум метрам. На площадке средней ступени двумя посадочными рядами росли молодые кипарисы, высотой с человеческий рост. Беднягам приходилось терпеть незадачливых туристов, которые нечаянно поджигали зеленые костюмы кипарисян, но, к счастью для беззащитных друзей, все оканчивалось благополучно. Площадка, на которую мы поднялись, называлась «на Марсе», местные жители кипарисяне встретили нас зелеными улыбками. Теплый морской ветер расчесывал на вершине траву и играл пышными кистями молодых сосен, он надувал серую палатку, пытаясь превратить ее в шар. Двое молодых парней молча занимались делами, один готовил суп на «шмеле», другой сосредоточенно заострял палку. Скинув с горячих плеч рюкзак, я тыльной стороной руки вытер пот со лба, который предательски разъедал мне глаза и жег лицо развенчанному диктатору. Всесильные пограничные циклопы разбили мои доблестные войска и тем самым уничтожили порядок и дисциплину. Сладкая власть утекла из моих рук, и я больше походил на беженца, чем на диктатора, но к моим дельным советам иногда все-таки прислушивались. Я вглядывался в море, единственный источник голубой чистоты, на горизонте сияли огоньки надежды, словно последний шанс. За моей спиной в общей бесформенной куче лежали рюкзаки и сумки, а на них усталые аргонавты. «Неужели это конец, – думал я, – неужели так рушатся мечты и желанья, неужели чудо, которого ждал каждый из нас, так и не произойдет?