Деревенский дурачок - Патрик Рамбо Страница 19

В отличие от меня у Галюша не было времени валяться в постели. Он писал статьи для «Фигаро», рыскал по городу, бывал на официальных и светских раутах, кому-то тайно назначал свидания, добывал сведения в приватных беседах с высокопоставленными лицами. Он был вхож в министерские кабинеты. Водил знакомство кое с кем из депутатов. Свой человек за кулисами, он приятельствовал с актерами и художниками. Завтракал с владельцем крупного издательства. Обедал с генералом. Получал отовсюду тьму приглашений. Копил информацию, знал все сплетни, высказывал свое мнение с глубокомысленным видом, наставлял, предрекал, ошибался, изредка бывал прав и очень гордился своей проницательностью. Именно я создал ему репутацию непогрешимого оракула, впрочем, это входило в мои обязанности. Но виделись мы с ним редко, большую часть дня я был свободен. Утром мы разговаривали минут пять, потом я набрасывал пару страниц на заданную тему — на самом деле попросту списывал нужную главу из книги, слегка подпустив туману. И пока работал, запирался в комнате на ключ. Готовую, слегка подправленную рукопись вкладывал в папку и отдавал Одетте. Я ни разу не видел, как за папкой приходит курьер, но, скорей всего, Галюша получал пророчества с курьером. Что я делал потом? Развлекался. К примеру, шел в гигантский кинотеатр на площади Клиши, который к девяностым давно уже сровняли с землей.

Как-то ночью мне приснилась Марианна. Я внезапно перенесся в будущее и рассказывал ей о своих приключениях. Услышав, что я побывал на первых концертах Бреля, она мне здорово позавидовала. Хотя на сцене «Труа Боде» он держался скованно, ему совсем не шли усики, и гитара слегка дребезжала. Марианна пристала ко мне: «Давай отправимся в прошлое вместе!» И мы сейчас же перенеслись с ней во времена Директории. Невидимый оркестр играл Чимарозу, и при свете бесчисленных свечей дамы в легких платьях с разрезом самозабвенно вальсировали с военными в трехцветных поясах. Мы встретили на балу Мансара в зеленом сюртуке и господина Поля в гусарском ментике. Напудренная Марианна с короткими черными вьющимися волосами а-ля Титус, стройная, точеная, в полупрозрачном открытом платье из белого муслина и красной кашемировой шали, с браслетом в виде золотой змеи с изумрудными глазками, держалась вызывающе и танцевала столь резво, что в разрезе платья мелькали прелестные ножки. Одетта Галюша в серебристой тунике поглядела на нее свысока и закрылась веером. Внезапно мы покинули бал и оказались в Древней Греции на берегу моря. Я почувствовал, что у меня выросла курчавая борода. Какой-то философ-киник стоял абсолютно голый на четвереньках и лаял на нас. Он попытался укусить Марианну за ногу. Она испугалась. Я прижал ее к себе, стал гладить нежную шею. Меня удивило, что волосы у нее успели отрасти и сделались не такими пушистыми. Я очнулся. Увидел, что лежу на большой кровати в квартире Галюша, а рядом со мной спит Луиза. Тут я все вспомнил. Накануне мы с Луизой гуляли по Сен-Жермен-де-Пре, сидели в подвальчике, пили вино и слушали джаз, даже танцевали при тягучих тоскливых звуках саксофона.

Я глянул на нее в замешательстве: что было ночью, я абсолютно не помнил. Накрыл ее одеялом — она во сне заворочалась и промурлыкала что-то, — отвернулся и стал смотреть на плотную занавеску: сквозь нее уже пробивался серый утренний свет. Не полагается смущать пристальным взглядом девический сон. Какой нынче день недели? Понедельник. У Луизы выходной, но я-то должен трудиться. Я поднял с пола штаны, натянул их и отправился на поиски Галюша. Тот заглатывал на террасе круассаны, запивал их кофе, просматривал кипу газет и слушал по радио новости.

— Что скажете о стратегическом плане генерала Наварра? — спросил он, даже не взглянув на меня.

— Хм-м…

— Поль предупредил, что вам неприятна эта тема, но вы же там были, в конце концов. Значит, должны знать, что к чему. Ваш инстинкт никогда вас не подводит. Так как, можно доверять оптимистическим сводкам генерала Наварра?

— В прошлом месяце он еще контролировал ситуацию. Теперь она вышла из-под контроля.

— Журналисты утверждают обратное.

— Они заблуждаются.

Я только что просматривал записи в блокноте и знал наизусть, какие события нас ожидают в начале июля. Но не сказал ничего определенного, не назвал ни одной даты. Спокойно намазывал клубничный джем на тост и делал вид, будто собираюсь с мыслями.

— Ведь это в целом партизанская война: маскировка, засады, вылазки, диверсии, почти ни одного сражения. Напрасные потери…

— Наварр заявил, что и года не пройдет, как партизаны Вьетминя будут разбиты.

— Его заявления легковесны.

— Он производит впечатление опытного стратега.

— Его план провалится с треском. Посудите сами, мсье Галюша, две-три блестящих операции не много значат. Временный успех вскружил ему голову.

— Но почему его план провалится?

— Нервы у наших бойцов на пределе, они пали духом. Верховному командованию на них наплевать. Американцы не высылают подкрепления. Армия Бао-Дая сражается отвратительно.

— Наварр жесткой рукой поведет их в бой.

— Коммунисты вовсе не дураки. Они пользуются царящей неразберихой и наносят удар за ударом; к тому же их поддерживают Советский Союз и Китай. Наварр понимает, что в партизанской войне нам не выиграть. Он хочет сократить фронт. Не удивлюсь, если он уже подал рапорт в Генеральный штаб о подготовке к решающему сражению.

— Рапорт, разумеется, секретный?

— Шифрованный.

— Вас не затруднит развить эту мысль письменно к полудню?

Я отпер секретер, достал мои бесценные книги и принялся сдабривать исторические события будущего изрядной долей отсебятины и лукавства. Смотрим по оглавлению: Насер, Натансон, Наварр… так с тридцать шестой по тридцать девятую страницу. У меня за спиной тихо посапывает, свернувшись калачиком, Луиза. Я старательно списываю: «После семилетней бесплодной борьбы против партизан Вьетминя… Поскольку коммунисты закрепились в Лаосе…» Внезапно кто-то положил мне руку на плечо. Я так и подскочил. Всклокоченная сонная Луиза тихо пробормотала:

— Что ты, это же я.

— Как ты меня напугала!

Я поспешно захлопнул книги и перевернул их так, чтобы она не могла прочесть названий.

— Работай, работай, я не буду тебе мешать, — сказала Луиза, зевая.

Оказавшись в непривычной обстановке, Луиза восхищалась буквально всем: пушистыми коврами, яркой обивкой кресел, даже длиннющим коридором, по которому мы шли из моей комнаты через всю квартиру на террасу. Мне нужно было в покое и тишине поработать над секретной информацией, поэтому я оставил Луизу на попечение востроносенькой служанки, почтительно именовавшей ее «мадемуазель». Закончив ежедневную повинность, я вложил листы в папку и отнес в вестибюль — пусть курьер заберет их с круглого столика. Из спальни Одетты доносились женская болтовня и смех, я подошел поближе, тихонько приоткрыл дверь. Одетта и Луиза не слыхали, как я вошел. Обе были завернуты в белые простыни, подобно африканкам. Одетта лежала на животе, а Луиза массировала ей спину китайским «Золотым бальзамом», который стащила у меня с тумбочки, — я купил его в девяносто пятом году в аптеке в Бельвиле. Одетта извивалась и стонала: