Деревенский дурачок - Патрик Рамбо Страница 18

— Ты в своем уме?! Сейчас три часа ночи.

— Мне страшно.

— Привидений не существует.

— Я не привидений боюсь. Мне просто страшно.

Она вошла и легла в ногах моей постели, закутавшись в длинный махровый халат и свернувшись калачиком. Растрепанные волосы падали ей на лицо. Луиза всхлипывала. Вздыхала. Надоедала мне и мешала спать.

— Вы собираетесь от нас уйти? — наконец прошептала она.

— Собираюсь.

— К этим Галюша?

— Почему бы и нет?

— Они такие богатые…

— Господин Поль мне сообщил…

— А меня вы с собой возьмете? Я больше здесь не могу. Пожалуйста! Я знаю, вы меня не любите, но если бы вы меня взяли… Заберите меня отсюда!

Я обнял ее и принялся утешать. Луиза не знала будущего и боялась его. А ведь все у нее будет хорошо.

Господин Поль провожал до порога последних завсегдатаев, допоздна засидевшихся за коньячком. Дверь распахнулась, и появился чопорный, вышколенный шофер в синем костюме и такой же синей каскетке. Луиза и кассирша давно уже ушли, я один перетирал за стойкой давно уже сухие бокалы в надежде, что Галюша все-таки вспомнит обо мне. Ланьелю действительно поручили сформировать правительство, а Лемера назначили руководить реконструкцией Парижа. Шофер снял каскетку и что-то зашептал на ухо господину Полю. Тот поспешно подошел к стойке и сказал мне:

— Галюша-Морен желает встретиться с вами.

— Он знает, где меня найти.

— Нет, прямо сейчас. Его шофер, Марсель, отвезет вас. Скорей, переодевайтесь. Да бросьте вы эти стаканы! Дались они вам.

Сидя рядом с шофером в жемчужно-сером автомобиле с ведущими передними колесами, я перелистывал блокнот и улыбался. Конечно же Галюша потребует новых подробностей; у меня есть время заучить факты, которыми я располагаю. Журналист жил неподалеку от Трокадеро, на самом верху импозантного современного здания. Востроносенькая служанка в кружевном фартуке провела меня по анфиладе комнат и вывела на открытую террасу. Здесь на фоне подсвеченной оранжевой занавески, от которой на лицо ложился теплый отблеск, меня ожидала Одетта Галюша-Морен. Она кивнула на продолговатое кресло из ротанга, предлагая сесть, и сказала, что муж скоро вернется. Я впервые видел ее без шляпы. Черные курчавые волосы, короткая стрижка. Ни колец, ни браслетов, только бриллиантовые серьги в ушах. Загорелая. Видно, скучала не только в Париже на авеню Поль-Думе, но и в Каннах на Лазурном берегу.

Она села нога на ногу, высоко задрав юбку, и сказала небрежным светским тоном: «Наверное, в колониях вам пришлось многое пережить». Здесь, на террасе с бокалом чинзано в руке, мне вовсе не хотелось «заново переживать», вернее, воображать, как меня режут в темноте в двух шагах от лагеря, как я хватаюсь за горло и ощущаю на руках горячую кровь; тем более не хотелось импровизировать на эту тему. Милую даму интересовало самое дно, притоны, проститутки Шолона — все, чего я не видел, о чем только читал. Изнывая от праздности, мадам Галюша-Морен мечтала о разврате, жестокостях, извращениях, ведь многие считают подобный дрянной товар экзотикой. Тут я вспомнил рассказ Колченогого. Мы с ним как-то обваливали в муке лягушачьи лапки на кухне у мадам Поль, и он поделился со мной одним местным рецептом. Я решил, что рецепт придется по вкусу рыхлой буржуазной гурманке. И чтобы не говорить о войне, стал повествовать о местных обычаях.

— Делают дырку в кокосовом орехе, ловят лягушонка и сажают его туда. Дыру закрывают сеткой.

— Какой ужас! Лягушонок захлебывается?

— Вовсе нет. Он спокойно плавает и пьет кокосовое молоко. Жиреет. И уже не может выпрыгнуть сквозь маленькое отверстие. Когда молока больше не остается, орех раскалывают, и поджаривают лягушку на медленном огне.

— Несчастное создание!

— Но вы же ели вчера паштет из гусиной печенки.

— Он такой вкусный!

— Вам не жалко гуся, потому что вы сами его никогда не откармливали.

— Действительно!

— Люди — плотоядные животные, мадам.

— Зовите меня Одетта.

— Мы пожираем живых существ.

— Да, я знаю, их плоть и кровь.

— А чем лучше способ приготовления рыбы, при котором она сама себя фарширует?

— Ах, расскажите!

— Пускаете плавать живую рыбу в кастрюлю с водой.

— Будто в аквариум…

— Сыплете в воду начинку и ставите кастрюлю на огонь. Вода подогревается. Рыба ест начинку, пока не сварится.

— Какие ужасы вы рассказываете!

— Специально для вас, мадам. — Я заметил у нее на лодыжке тонкую золотую цепочку.

Тут на террасу ввалился, отдуваясь, толстяк Галюша, на ходу срывая роскошный галстук. Он даже не извинился за то, что заставил ждать. Его волновало одно:

— Как, по-вашему, долго продержится наше нынешнее правительство?

— От силы год.

— Всего год! Однако…

— И то с трудом.

— А в чем дело?

— Инфляция растет. Ланьель попробует летом, когда все на отдыхе, принять довольно крутые меры. И просчитается. Начнется всеобщая забастовка.

— Подробнее расскажете потом. Отныне вы мой консультант.

— А как же господин Поль?

— Я больше него нуждаюсь в ваших советах.

— Я не ярмарочный предсказатель!

— И тем более не официант.

Я перебирался к чете Галюша и пришел в ресторан за вещами. Луиза провожала меня вся в слезах, Колченогий дружески похлопал по плечу, а господин Поль взял с меня обещание, что я буду обедать только у них. Нужно придумать, чем бы их отблагодарить. Они гордились моим даром ясновидения, и действительно, кем бы я был без них?

Нежась в мягкой постели в просторной комнате, залитой ярким солнцем, я мысленно переживал все перипетии путешествия во времени. Потом не спеша встал, принял ванну и облачился в один из шелковых халатов моего нового хозяина. Мне предстояло обзавестись приличной одеждой; Одетта собиралась заняться моим гардеробом и походить со мной по магазинам. Драгоценные пророческие книги я бережно запер в золотистый секретер. Мне нравилось, что я обладаю тайным знанием, и хотелось извлечь из него как можно больше пользы. Подумать только, я ведь неожиданно для себя стал пророком и спокойно жил в прошлом без привязанностей и забот, без документов и денег, словно беспечный гость. Интересно, окажись я при дворе Генриха IV, сумел бы я остановить Равальяка? Говорят, короля предупреждали, что на него готовится покушение, но он не придал этому значения. А вот я сумел бы его оберечь. Придумал бы какую-ни-будь хитрость. Очистил бы улицу Феронри от народа и экипажей. Только по причине сутолоки убийце удалось вскочить в королевскую карету и зарезать монарха. Что бы произошло, если бы Генрих IV правил гораздо дольше? Если бы не убили Юлия Цезаря? Если бы уцелел Робеспьер? Последнего я заставил бы расправиться с Конвентом 9 термидора. Пять тысяч вооруженных рабочих и ремесленников ждали его приказа, но напрасно: нерешительный от природы, он все медлил. Я пробрался бы к Робеспьеру в ратушу и вдохновил бы на вооруженную борьбу. Я представил себе его: близорукий, в синих очках с толстыми стеклами, он часто раздражался, страдал от язв на ногах, пудрился, ел апельсины, каждую минуту боялся, что его пырнут ножом, интриговал, злоумышлял, таился. В конце концов мне удалось бы его убедить: «Поверьте в свои силы и в свою правоту, покончите с революцией и перебейте экстремистов!» Господи! Будь я рядом с Робеспьером, Наполеон не пришел бы к власти! Мне самому стало смешно: какая наивность! Разве я в силах изменить ход истории? Вот, к примеру, я здесь, в 1953 году, но мне ни за что не предотвратить высадку солдат в Дьенбьенфу.