Дьявольский рай. Почти невинна - Ада Самарка Страница 19

Сидели битый час в паре с бескартиночным, жутко нудным учебником по немецкой грамматике. Более неподходящего для этого entourage предмета и представить трудно!

Альхенское лицо гипнотизировало меня с каждой страницы. Составьте по пять предложений с каждым из нижеприведенных слов schpielen, baden, lieben. Место действия? Вот несколько вариантов: Ostsee, Grosmuters Dorf, Krim, andere. Неуверенной рукой шкрябаю на клочке бумаги эти несчастные предложения. Скользкие, неуловимые намеки в каждой замусоренной извилине моих мозгов. Строчки ползут вверх. Я их упорно опускаю, в конце концов плюнула на все и в левом верхнем углу нарисовала неплохой портрет сами знаете кого. Прямо над словом Elefanten. В сочинении речь шла о зоопарке. Про гепардов я написала чуть ниже. Im Grossmutters Dorf. Не, ну какой бред! Но вот что было дальше – переведите на немецкий, разбив по частям речи. Вышло: Sascha aus Leningrad ist Briffreund zu blond Oksana aus Kiev. Хочу на пляж. Написала об этом прямо на странице учебника. Папаша сказал «idiot» и гневно зашуршал газетой. Я писала дальше. Абсолютно ничего не усваивалось. Как бы деловито я ни листала страницы, в голове торжествующе и по-хамски правила блаженная пустота. Покончили с первым параграфом. Ни черта не понимаю… чего они от меня хотят?

Ich wiel, du wilst, er will, sie volen.

В конце концов это издевательство прекратили, и мы спустились на пляж.

Слава богу, Альхен был один.

Я побросала сумки на самый дальний от него лежак. Папаша удалился в сортирную даль.

– Террор? – спросил Гепард, осторожно передвигаясь вдоль бетонной стены, хищно поглядывая на удаляющуюся папашину спину. Мне вдруг захотелось вмазать ему хорошую звонкую пощечину. За этот нагловатый иронично-учтивый взгляд.

Я вздохнула, развела руками, отбросила в сторону немецкий учебник, который закрывал собой мой купальник в сумке, и развела руками:

– Террор…

– А почему тебя так удерживают? – смотрит прямо и дружелюбно. – В чем же ты так провинилась?

– А… – Я перевернулась на живот, упершись подбородком в сложенные руки. Хитрая улыбочка. Начинаю погружение в марево лжи: – Ты даже представить себе не можешь, что я там дома учинила…

– Прямо-таки не смогу?

– Ну… у меня есть мальчик, но моя юная душа лежит, кажется, к чему-то другому. Ну, ты понимаешь?

Он с интересом посмотрел мне в глаза и продолжил умиленно улыбаться.

– И меня подстерегла полная неудача. Нас застукали. Был грандиозный скандал, и теперь меня держат на коротком поводке.

Мы очаровательно хихикнули.

Из-за лодочной появился papan.

Альхен изворотливым пресмыкающимся рванул прочь от меня, почти на корточках, лоснясь загорелой спиной. Я вздохнула и, уткнувшись носом в надувную подушку, старалась ни о чем больше не думать. Я была снова самой несчастной, самой несправедливо заточенной жертвой родительского террора. Пожилой любовник… какие-то извращенные отношения… И не хочу я ничего другого. Да, будущее для меня потеряно…

Я поплелась купаться.

– Тебе какой купальник больше нравится? Этот или раздельный? – Я была в сплошном черном. Несмотря на закрываемую площадь, он очень даже красил меня. Реплика мамы во время вечерней весенней прогулки по Крещатику, когда я была в этом купальнике и джинсах: «Неужели тебе приятно чувствовать на себе похотливые взгляды всех этих мужиков?» А мне ее слова показались комплиментом.

Так вот, я остановилась перед сидящим в позе лотоса Аль-Гепардом. Он внимательно посмотрел на меня, потом кивнул на зажатые в руках зеленоватые тряпочки:

– Тот. В нем ты совсем голая.

Я одобрительно кивнула.

– Мне он тоже больше нравится.

– Женщины делятся на две категории: одни, которые выглядят лучше одетыми, а другие – раздетыми. Первая, вообще-то, мне нравится больше.

– Это, наверное, мой тип, да?

– Наверное.

После купания я стояла под раскаленной бетонной стеной и сохла. Иначе нельзя – будет ньюмония. Потом пошла снова переодеваться и «порезаться в карты с девчонками».

Черта-с-два. Как только я села на привычное место на бетонном заборе, отделяющем пляжи от скалы, Альхен пересел на лежак прямо под нами и обратился ко мне, играя солнечным бликом на дужке темных очков:

– Можно тебе комплимент сказать?

Я быстренько положила карты и посмотрела на него сверху вниз, уютно положив личико на согнутые колени, обхватив их обеими руками.

– Ну?

– Грудь у тебя красивая, очень…

Я поморщилась:

– Да, мне это вообще-то многие говорили.

Танька вела себя так, будто ничего особенного не происходило, и терпеливо ждала, когда я буду ходить. Мы играли со смешным апломбом, швыряясь словечками типа «взятка», «каре», «заказ», значения половины которых просто не знали.

Он лежал у моих ног. Я вела привычную послеобеденную пляжную жизнь. Просто сидела в капкане этого взгляда.

Проиграла Тане два раза.

Не могу понять, чего мне от него надо. Сложный внутренний мир подростка. Вся моя душа орет о том, что «вон он лежит, подойди, скажи хоть что-то». А весь азарт этой моей южной игры состоит как раз в том, чтобы не говорить ему вообще ничего…

– А можно тебе тоже комплимент?

– Конечно.

– Если бы не ты, – я лукаво ухмыльнулась, – ну… просто спасибо тебе. Ты меня вдохновляешь. Если бы не ты, то моя жизнь была бы совсем другой… и я бы никогда не стала такой, как сейчас.

Он улыбнулся. Искренне и как-то очень просто. С ним было хорошо, по-родному.

– Ну, как ты, львенок?

Неужели он не нашел других слов?

– В смысле?

– Как я понял, тебя застукали с девочкой?

– Угу…

Альхен смотрит на меня почти с родительской улыбкой. Боже, как хорошо… Вот я снова начинаю врать. Не было никаких девочек… просто моя погруженная в сны жизнь так скудна на какие-то примечательные факты.

– А вообще, я давно хотела спросить о твоем отношении к лесбийским делам.

Такие интересные искорки забегали по его лицу. Видать, сам намеревался задать мне этот вопрос.

– О-о-о-о… крайне положительно. Вот здесь я могу ответить однозначно – очень хорошо.

Моя осторожная улыбка. Как же я тогда старалась!

– Что, правда?

Он коротко кивнул, ожидая новых подробностей.

– Ты, похоже, единственный человек, который меня понимает. В этом отношении. Впрочем, я этого ожидала. Я знаю, что твои взгляды на жизнь, мягко говоря, отличаются от установленных обществом принципов морали и нравственности.