Ответ на письмо Хельги - Бергсвейн Биргиссон Страница 19

Итак, мне кажется, общее правило заключается в том, что люди обычно живут наперекор тому, что они проповедуют, какую бы форму это ни принимало, будь то политический курс или, скажем, экзистенциальная философия. Это похоже на то, как если бы те, кто говорит о диете, всегда добавляли побольше сахара в оладья, а отъявленные грубияны обсуждали бы заботу о душе. Те, кто самым решительным образом осуждает преступления, обычно оказываются самыми опасными преступниками; капитализм, который должен сделать всех богатыми, делает всех бедными; очевидно и то, что свобода, о которой сейчас так много говорят, в конечном итоге непременно сделает всех рабами.

Однажды я заказал книгу о Христофоре Колумбе и Америке для общества чтения; в книге рассказывалось о записях в личных дневниках Колумба, где он говорит о сообществе индейцев, которые встретили его на берегах Америки. Индейцы ходили полностью обнажёнными, и у них всего было вдоволь, их дети играли с золотыми слитками, и в этих людях было много тепла и доброты. Разве такое существование не является целью нашей цивилизации? Или я неправильно понял суть великих речей? Позже, после того как я заказал перевод вольтеровского «Кандида» ^[59], сделанный Хатльдоуром Лахснессом ^[60], я увидел, что страна грёз, представленная как мифическая страна Эльдорадо — прекрасный ориентир для нашей современной цивилизации — в точности похожа на то маленькое сообщество индейцев, которое встретил и описал Колумб за двести лет до появления «Кандида». С другой стороны, то, что Колумб сделал с этим маленьким чудесным сообществом на острове, который он сам называл раем, является ярким примером человеческого поведения. После того как Колумб и его компаньоны сели на шею жителям острова, ели и пили, не предлагая ничего взамен, они вынуждены были бежать от растущего и законного возмущения островитян. Несколько лет спустя Колумб вернулся с вооружёнными людьми и попросил детей показать ему, где они нашли золотые слитки, с которыми играли; после этого Колумб приговорил их всех, обнажённых и беззащитных, к рабскому труду, и они добывали для него золото. Разве это не прекрасная аллегория человеческого поведения по отношению к раю, к стране грёз и к любви, о которой твердят неустанно, будь то в церкви или на светских собраниях?

Разве ты не находишь в этом лицемерия, милая Хельга? Во всём, что люди, с одной стороны, говорят, а с другой стороны — делают? Они говорят: жить — значит любить. Такова их священная мантра, но в жизни они пребывают в страхе и тревоге и не смеют приблизиться к любви. И если они всё же рискнут приблизиться к ней, то ещё не осознав этого, они продадут её дешевле, чем Иуда продал Христа. Все люди — трусы и лодыри, и ты должна знать, что я самый ничтожный из них.

Милая Хельга, не уместно ли сейчас, когда я пишу тебе эти строки своим ужасным почерком, посвятить несколько слов всему тому низкому и презренному, что живёт в фермере? Так сказать, его греховной природе? Эта греховность не перестаёт беспокоить меня, когда я осознаю её в минуты откровения. Почему, скажи на милость, мужчина всю свою жизнь тоскует по женщине, которая не является его женой, но не прикладывает никаких усилий для того, чтобы привести жизнь в соответствие с чувством? Ты видишь, какую жизнь я прожил, будучи христианином, моя дорогая; конечно, мужчина не должен пылать страстью к жене соседа.

Однако меня озадачивает то, что я любил тебя, Хельга — я не устаю произносить твоё имя вслух и писать его: Хе-ль-га… это имя целует мои губы, после чего мой рот открывается так широко, как только можно — я любил тебя только лишь для того, чтобы жить в страданиях, связанных с отказом от любви. Дистанция между нами разожгла во мне тоску по близости, но как только близость была предложена, я ретировался и не захотел ничем пожертвовать!

Мне не удалось разгадать загадку такого поведения; и это поведение существа, относящегося к единственному виду, считающему себя разумным! Я говорю это искренне, от души, милая Хельга. Я стал похож на изъеденное червями полено; лежу здесь, превратившись в труху, на берегу времени, откуда меня скоро унесёт прибой, и никто не прольёт ни единой слезы, когда меня не станет. Да, правду говорили в старину: «кто стареет, тот духом слабеет» ^[61].